Культура и империализм

c’est un homme seul qui défie les cris blancs de la morte blanche

Toussaint, Toussaint L'Ouverture*

Что мне принадлежит: маленькая камера в Юре,

маленькая камера, снег удваивает ее белыми решетками,

снег — белый стражник, что сторожит тюрьму. Что мне принадлежит:

одинокий человек, заключенный белым в тюрьму, одинокий человек бросает вызов белым крикам белой смерти.

Туссен, Туссен Луверпиор

Чаще всего концепция расы сама придает тюрьме ее raison d'etre,¹¹⁵ что проявляется в культуре сопротивления почти повсеместно. Тагор говорит об этом в своих знаменитых лекциях под названием «Национализм», опубликованных в 1917 году. Для Тагора «нация» — это плотное и непреклонное вместилище власти, производящая слаженность, конформность, будь то британская, китайская, индийская или японская. Реакция Индии, говорит он, должна состоять не в ответном национализме, а в творческом разрешении распрей, посеянных расовым сознанием.** Аналогичное понимание лежит и

* Césaire Aimé. The Collected Poetry, eds. and trans. Clayton Eshleman and Annette Smith. Berkeley: University of California Press, 1983. P. 46.

** Tagore Rabindranath. Nationalism. New York: Macmillan, 1917. P. 19 and passim.

в основе работы У. Э. Б. Дюбуа «Души черного народа» (1903): «Каково это — чувствовать себя проблемой? ... Почему Бог сделал меня изгоем и чужаком в собственном доме?»* Однако оба они, и Тагор, и Дюбуа, предупреждают против масштабных, огульных нападок на белую или западную культуру. Винить нужно не западную культуру, говорит Тагор, но «рассудительную жадность нации, которая приняла на себя бремя белого человека критиковать Восток».**

В ходе деколонизации в культуре сопротивления появляются три большие темы. В целях анализа мы рассмотрим их по отдельности, но в действительности они тесно связаны между собой. Первая тема — это, конечно же, право видеть историю сообщества в целом, связно и целостно. Необходимо вернуть порабощенную нацию самой себе. (Бенедикт Андерсон связывает это в Европе с «печатным капитализмом» (print-capitalism), который «породил новую устойчивость языка» и «создал единые поля обмена и коммуникаций — ниже латинского и выше разговорных национальных языков».***) Концепция национального языка занимает центральное место, но без практики национальной культуры — от лозунгов и до памфлетов и газет, от народных баек и до героев эпической поэзии, романов и драмы — язык инертен. Национальная культура формирует и укрепляет коллективную память, когда, например, подводят итог первым поражениям в истории африканского сопротивления («они забрали наше оружие в 1903; теперь мы берем его обратно»), она заново населяет ландшафт, используя возрожденные формы

* Du Bois W. Е. В. The Souls of Black Polk. 1903; rprt. New York: New American Library, 1969. P. 44—45.

** Tagore. Nationalism. P. 62.

*** Anderson Benedict. Imagined Communities: Reflections on the Origin and Spread of Nationalism. London: New Left, 1983. P. 47.

жизни, героев, героинь и их подвиги; она формирует эмоции и выражение гордости, равно как и неповиновения, которые в свою очередь составляют костяк основных партий национальной независимости. Местные нарративы рабства, духовные автобиографии, тюремные воспоминания составляют контрапункт к монументальной истории западных держав, официальному дискурсу и паноптической квазинаучной точке зрения. В Египте, например, исторические романы Жиржи Зайдана (GirgI Zaydan)¹¹⁶ впервые свели воедино специфически арабский нарратив (удачнее, чем это сделал Вальтер Скотт век назад). В испанской Америке, согласно Андерсону, креольские сообщества «порождают креолов, которые сознательно переопределяют это [смешанное] население как равноправных соотечественников».* И Андерсон, и Ханна Аренд отмечают широкое распространение глобального движения за «достижение солидарности на по сути воображаемой **

основе».