Культура и империализм

подчеркивают важность развития возрожденной независимой культуры, способной противостоять Западу, соответствовать ему технологически, развивать последовательную туземную арабо-исламскую идентичность. В своей влиятельной работе А. А. Дури «Историческое образование рабской нации» (1984)* включает эту историю в нарратив единой нации классического арабского национализма, развивающейся, несмотря на империализм, вечную стагнацию, экономическую неразвитость и политический деспотизм.

Во всех этих работах, включая работу Антониу-са, нарратив восходит от зависимости и подчиненного положения к националистическому возрождению, независимому государству и культурной автономии в тревожном партнерстве с Западом. Это весьма далеко от триумфалистской истории. В самом его сердце находится сплав надежды, предательства и острого разочарования; дискурс арабского национализма сегодня несет этот сплав в себе. Результат — нереализованная и незавершенная культура, выражающая себя на разрозненном языке мук, гневного нетерпения и зачастую некритического осуждения внешних (как правило, западных) врагов. Постколониальные арабские государства, таким образом, стоят перед следующим выбором: многие из них, такие как Сирия и Ирак, сохраняют панарабский тон, прибегая к нему для оправдания однопартийного государства национальной безопасности, которое почти полностью поглотило гражданское общество. Другие, такие, как Саудовская Аравия, Египет, Марокко, сохраняя некоторые элементы первой альтернативы, перешли к региональному или локальному национализму, чья политическая

* Duri A. A. The Historical Formation of the Arab Nation: A Study in Identity and Consciousness, trans. Lawrence I. Conrad. 1984; London: Croom Helm, 1987.

культура, по моему мнению, развивалась не без зависимости от метрополийного Запада. Обе альтернативы, неявно присутствующие в «Арабском пробуждении», не соответствуют собственным представлениям Антониуса о достойной и целостной автономии. В случае же Джеймса «Черные якобинцы» перекидывают мост через важную культурную и политическую брешь между карибской, специфически черной, историей, с одной стороны, и европейской историей — с другой. Однако эта работа также подпитывается большим числом течений и течет более широким потоком, чем даже ее богатый нарратив может предложить. Примерно в это же время Джеймс написал «Историю негритянского мятежа» (1938), чьей целью было «придать историческую глубину процессу сопротивления самому по себе», как выразился в своем блестящем анализе книги Уолтер Родни.* Родни отмечает, что Джеймс признал наличие давнего (хотя, как правило, не слишком успешного) сопротивления колониализму в Африке и в Карибском регионе, чего не признавали колониальные историки. И вновь, подобно Анто-ниусу, его работа была неразрывно связана с участием в политической борьбе в Африке и в Вест-Индии, что привело его в Соединенные Штаты, в Африку (где его долговременная дружба с Джорджем Падмором и зрелый союз с Нкрумой имели решающее значение для формирования политики в Гане, как это видно из его в высшей степени критичного исследования «Нкрума и революция в Гане»), затем вновь в Вест-Индию и, наконец, в Англию.

Хотя Джеймс, как и Антониус, — антисталинист-ский диалектик, его критический подход в Западу * Rodney Walter. The African Revolution // C. L. R. James: His Life and Work, ed. Paul Buhle. London: Allison & Busby, 1986. P. 35.

как имперскому центру никогда не мешал восприятию культурных достижений последнего или критической оценке неудач черных борцов (Нкрума), которых он поддерживал. Конечно, он прожил дольше, чем Антониус, но по мере того, как его взгляды развивались и менялись, как он втягивался в полемику и дискуссии или выходил из них по мере того, как в поле его внимания попадало большее число различных сфер опыта, притом он никогда не утрачивал интерес к истории. Основной моделью политики и истории для него была линейная схема — «от Дюбуа к Фанону», «от Туссена к Кастро», — а базовой метафорой — метафора движения идей и людей; кто был рабом и никем, те сначала стали иммигрантами, а затем — первыми интеллектуалами разнообразного нового общества.