Культура Zero. Очерки русской жизни и европейской сцены

Р. S. Кстати, первое, что видишь, прибыв на Авиньонский вокзал, – постеры с лицом Пьера Ришара, анонсирующие спектакль «Pierre Richard III». Они висят посреди других постеров авиньонской оф-программы (в спектаклях которой до сих пор разгуливают клоуны в смешных париках и словно сошедшие со страниц исторического учебника люди в костюмах испанских грандов с деревянными мечами), и поначалу не веришь собственным глазам. То, что всемирно известный комик затесался посреди фестивальных маргиналов, кажется абсурдом. Но его бенефисное шоу, каким бы оно ни было, наверняка и впрямь обнаружит куда больше общего с театральной периферией оф-программы, где артист остался просто совокупностью неких профессиональных умений, а зритель – их пассивным созерцателем, чем с программой основного фестиваля, где едва ли не каждый, даже самый плохой, спектакль все чаще оказывается частью мучительного пути от театра к жизнетворчеству.

Рихард Вагнер как новый святой православной церкви

13/03/2015

Любите ли вы классику так, как любят ее россияне? Вы, певучие итальянцы и ироничные англичане! Ты, проницательный галл, и ты, сумрачный германец! Когда много лет назад я постигла всю необъятную широту и всю глубину этой любви, перед моим взором вдруг пронеслось будущее России. Я воочию увидела ее новые земли – цветущий «Крымнаш» и полыхающий зарницами Донбасс. Я услышала пьянящие запахи «Русской весны». Я словно побывала на судебных процессах над режиссерами-«богохульниками». Особенно на процессе по поводу постановки Тимофеем Кулябиным «Тангейзера» в Новосибирском театре оперы и балета.

Что общего между очевидной фашизацией страны и почитанием классических произведений? На первый взгляд, не так уж много. Но это только на первый взгляд.

Страстная, самозабвенная, истеричная любовь к классике – это в России давно уже не любовь к прекрасному. Это любовь к чему-то застывшему, непререкаемому и цементирующему все общество – от детского сада до творческих вузов и от прачечных до Министерства культуры.

Да что там Министерство культуры! На защиту классики встала даже такая мощная институция, как РПЦ. Возьмем для примера председателя Синодального информационного отдела Русской православной церкви Владимира Легойду, категорически не одобрившего спектакль Тимофея Кулябина, который он, по старой российской традиции, конечно же, не видел. Мнение Легойды можно фактически считать официальной точкой зрения РПЦ, и если бы ее иерархов взволновало в постановке исключительно поругание религиозных символов (на самом деле, мнимое поругание, но не о том речь), мой возмущенный разум еще как-то мог бы это вместить. Но г-н Легойда негодует по поводу художественных аспектов спектакля.

«Специалисты, которые уже познакомились с этим произведением, отметили, что постановка является оскорблением Вагнера (выделено мною. – М. Д.). Все переврано и к произведению классика имеет лишь отдаленное отношение. Православную церковь порой обвиняют в том, что она борется с искусством. Наша церковь не борется с искусством, а пытается защитить его. Сегодня мы находимся в ситуации, когда нужно защищать классиков, в том числе и Вагнера», – сообщил общественности председатель Синодального информационного отдела.

Представьте себе католика-консерватора, вставшего на защиту Бокаччо, протестантского фанатика, пишущего в суд исковое заявление по поводу неправильной интерпретации Шиллера. Не только для любой нормальной страны, для любой церкви – это нонсенс. Для российского православия это уже почти норма.

Парадокс заключается в том, что талантливый спектакль Тимофея Кулябина содержит в себе куда меньше антиклерикального пафоса, чем опера самого Вагнера. В переделанном режиссером либретто образ Тангейзера раздвоен. Главный герой превращен в радикального кинорежиссера, снимающего фильм о Христе в гроте Венеры. Изгнание Тангейзера из Вартбурга отчетливо рифмуется со скандалом вокруг Ларса фон Триера на Каннском фестивале, а его радикальный художественный жест оказывается губителен для него самого.

В третьем акте оперы Тангейзер терпит крах: он утрачивает связь не только с близкими людьми, но и с реальностью. Он сходит с ума, погружается в некий делириум и лишь в воображении совершает свое паломничество в Ватикан. У Вагнера проклятие папы дезавуировано, и посох расцветает. У Кулябина расцветший посох – это что-то вроде «Золотой пальмовой ветви» Каннского фестиваля. И достается он, конечно же, не Тангейзеру, а «праведному» фон Эшенбаху.

Это недвусмысленное осуждение грешника должно было, казалось бы, удовлетворить РПЦ куда больше, чем либретто самого немецкого композитора. Но не тут-то было. И если процесс над «Тангейзером» и впрямь есть клерикальная атака на светские ценности, то я назову вам целую армию таких «клерикалов», бесконечно далеких от любой конфессии.