Культура Zero. Очерки русской жизни и европейской сцены

Во всех этих спектаклях так или иначе присутствуют все проблемы, обретения и беды нашего мира, в котором бал правит интернет, микро– и макрокосм то и дело готовят нам новые сюрпризы, а финансовая система стала такой сложной, что уже не мы ею, а она нами правит. Этих тем режиссеры могут касаться опосредованно, а могут и впрямую. Второй спектакль Митчелл «Десять миллиардов», поставленный в лондонском «Ройял-Корт», – это по сути дела доклад, который в тщательно продуманной сценографии (что-то среднее между научным кабинетом и лекторием) читает настоящий профессор Стивен Эммотт. Он говорит о перспективах человечества, чья численность растет в геометрической прогрессии. О том, с какими проблемами столкнемся все мы буквально через несколько десятилетий – нехватка питьевой воды, энергетический коллапс, нарушение экосистемы. По окончании лекции Эммотт вступает в диалог с залом. Бóльшая часть зрителей остается, чтобы принять участие в прениях.

А в спектакле «33 tours et quelques secondes», приехавшем из не самой театральной страны мира – Ливана, главным героем становится Фейсбук. Режиссеры Раби Мруэ и Лина Санех рассказывают историю художника, покончившего жизнь самоубийством. Его страница в социальной сети живет на сцене своей жизнью. Люди продолжают писать на ней. Скорбеть, проклинать, возмущаться и восторгаться содеянным. Человек умер, а его посмертное существование продолжается в пространстве интернета. Это ведь тоже новая, меняющая нашу психологию, реальность. И она запечатлена в ливанском спектакле.

Романы Зебальда и Джона Максвелла Кутзее (спектакль Корнеля Мундруцо «Бесчестье»), картины Ротко, тексты Гельдерлина, пьеса Эльфриды Елинек про банковскую систему (по ней поставлен спектакль Николаса Штемана «Контракт торговца»), стихи Пауля Целана (ими, а еще полотном Дюрера «Меланхолия» вдохновлялся Жозеф Надж), исследования, посвященные черным дырам, и трактаты об относительности времени – вот литературный и культурный тезаурус современного театра.

Соотнесите его с афишами и темами нашего театра. И сами ответьте на вопрос, почему нас нет в Авиньоне.

New writing: великое нашествие гуннов

03/2011

В 3-м номере журнала «Театр» за 2013 год было опубликовано несколько статей из вышедшего в Париже в 2005 году «Лексикона Новой и Новейшей драмы». После прочтения этой небольшой по формату книги как-то неловко вспоминать наши собственные баталии вокруг отечественного new writing, сводившиеся по преимуществу к риторическим восклицаниям «авторов много, а Чехова среди них нет!» и схоластическим спорам о том, можно ли материться на сцене.

Уровень этих споров особенно удивителен, если учесть, что именно новая драма, авторов которой так часто обвиняли в дилетантизме, незнании основ аристотелевой «Поэтики» и прочих смертных грехах, смогла предложить внятную альтернативу российскому мейнстриму и стать связующей нитью между нами и Западом. И вот парадоксальным образом явление, выкристаллизовавшееся назло всему в вязком и липком хаосе нашей театральной жизни, будучи востребовано там, долгое время было окружено снисходительным полупрезрением тут. Разговоров вокруг него было много, но его маргинальность никем не ставилась под сомнение: новая драма годится для подвалов… ну ладно – для полуподвалов… ну хорошо-хорошо, на малую сцену известного театра, так уж и быть, пустим…

Интересно, что яростный отпор новодрамовскому движению шел не только от широких (и уже в силу широты консервативных) слоев зрителей, но и от самой продвинутой части театрального сообщества – маститых режиссеров, именитых критиков и театралов со стажем.

Новая драма подвергалась нападкам, о которых не смеет мечтать ни один самый радикальный режиссер нашей современности.

«Опытные драмомазохисты».

«Лично я бы все опыты „новой драмы“ обозвал одним словом из трех букв».

Критики словно соревновались с блогерами в выборе бранных выражений. В статье «Рататуй навсегда» Александр Соколянский сообщал читателям сайта «Часкор» о своих ощущениях после прочтения пьесы Павла Пряжко «Жизнь удалась»:

«В общем виде они сводятся к тому, что Вас. Вас. Розанов некогда написал о Чернышевском: никаких разговоров с этим господином нельзя было водить, а следовало ему „дать по морде, как навонявшему в комнате конюху“» («Опавшие листья»).

Возразить на такой пассаж нечего. С ощущениями, как говорится, не поспоришь. Интереснее понять причину этого неприятия.

Зритель против героя