Нетрудно заметить, что требование абсолютной естественности есть императив не только фильма «Я тебя люблю», но и едва ли не всей новой драмы, тесно с новой кинодокументалистикой породненной. У героев Пряжко, Клавдиева или Пресняковых тоже отсутствует толстый слой цивилизационных норм. Зато они абсолютно простодушны, непосредственны и напрочь лишены лицемерия: лицемерие – это ведь и есть один из главных признаков цивилизации. И в этом их полудикарском простодушии есть свое обаяние. Их примитивность в нынешнем контексте стала синонимом слова «естественность», а естественность, в свою очередь, – слова «искренность». Некогда эту самую искренность противопоставляли советскому официозу, теперь она стала противовесом удушающим путам цивилизации и (sic!) культуры. Прежде фальшью считался официоз. Новые драматурги видят фальшь в самом окостеневшем культурном наследии. Они воспринимают его как нечто репрессивное, как цитадель, которая должна быть разрушена. Одновременно они констатируют смерть интеллигентного героя как одного из представителей этой цитадели, ибо интеллигент прежней формации сам стал для младодраматургов частью окаменевшей культуры.
Любопытно, что в Европе, несмотря на неподдельный интерес к современной русской драматургии, феномен «новой искренности», который можно при желании определить как феномен «нового варварства», не стал сколько-нибудь заметным трендом. Просто потому, что борьба с окостеневшим наследием там менее актуальна. И нет традиции преклонения перед ритуальной точностью культурного жеста. Прошлое существует в естественном диалоге с настоящим, а сама идея культурного традиционализма давно уже сметена ветром истории. Для нас же эта идея все еще жива, и она определяет градус споров и остроту противостояния.
Новый герой, новый варвар, новый русский «гунн» парадоксальным образом взят русскими младодраматургами в союзники. С сабелькой наперевес они штурмуют цитадель окаменевшей отечественной культуры.
Цитадель пока держится. Ее сабелькой не возьмешь.
Театр. doc: новый театральный завет
01/2015
30 ноября 2014 года в центре Москвы, в маленьком полуподвальном помещении Театра. doc, где собирались демонстрировать украинский фильм «Сильнее, чем оружие», были устроены обыск и погром. Фильм о событиях на Майдане Незалежности показать так и не удалось, но развернувшиеся вокруг несостоявшегося показа события сами по себе носили какой-то кинематографический характер: они напоминали плохой голливудский боевик, сценарист которого не дал себе труда связать концы с концами. В Театр. doc ворвались неожиданно, чуть ли не с собаками, и объявили о заложенной в здании бомбе. Зрителей выгнали на улицу, но жильцов (Театр. doc находится в полуподвале жилого дома) при этом не эвакуировали. Более того – стражи правопорядка на два часа заперлись в «заминированном» помещении и бесстрашно искали в фильме экстремизм, а в деятельности театра – хоть какой-то криминал. Искали, но не нашли. Зато испортили реквизит нескольких спектаклей и сильно потрепали людям нервы.
На следующий день выяснилось, что инициатором обыска стало не антитеррористическое ведомство, как все поначалу подумали, а Министерство культуры РФ. Это его чиновники натравили стражей правопорядка на маленький театр в центре Москвы. Это они пригрозили худруку театра Елене Греминой новыми проверками и обысками.
Парадокс заключается в том, что Минкульт не является учредителем Театра. doc, одного из немногих независимых театров России, и его озабоченность деятельностью этого коллектива можно объяснить лишь тем, что российский Минкульт давно уже превратился в оруэлловское Министерство правды, которому, как известно, до всего есть дело. Театр. doc вызывает у главы Минкульта Владимира Мединского особую неприязнь. Но театр этот и у самих театральных деятелей России долгие годы был как бельмо на глазу. Возникновение маленькой институции в Трехпрудном переулке в начале нулевых годов разделило жизнь нашей сцены на «до» и «после». Сам факт ее появления театральные деятели восприняли как попытку то ли революции, то ли бунта.
Традиция документального театра восходит, как мы все понимаем, не к Театру. doc и даже не к театру Royal Court, миссионеры которого и завезли в Россию новые театральные веяния. Она восходит к 1920-м годам. И одним из форпостов документального искусства, как это ни парадоксально, стала в 1920-е именно Россия, причем не только в театре («Синяя блуза», Мейерхольд), но и в кино (вспомним хотя бы Эсфирь Шуб) и, конечно же, в фотографии (Александр Родченко). Просто в России – СССР эта традиция была прервана тогда же, когда прервана была традиция всего русского авангарда – в начале 1930-х. Постепенно всякие воспоминания о документальных постановках испарились из театральной памяти. Некоторые опыты Театра на Таганке да поставленный в начале 1980-х на сцене МХАТа спектакль Камы Гинкаса «Вагончик» (по документальной пьесе Нины Павловой) лишь подтверждали общее правило – документальная традиция умерла.