Культура Zero. Очерки русской жизни и европейской сцены

У обоих произведения были традиционными по форме и советскими по антуражу. Сила писательского дара обоих была не в формотворчестве, не в модернистских изысках, не в вызове, брошенном традиции классической литературы, а, напротив, в нарочитом подчеркивании преемственности с великим прошлым русской словесности. Этого феномена не знали западная проза и драма, по большей части пронизанные пафосом новаторства. Советская культура оттепельных и застойных времен не могла дать миру ни Сэмюэля Беккета, ни Эдварда Олби, ни Уильяма Берроуза, но она дала нам Александра Вампилова. Его пьесы наследуют сюжетные схемы европейской драмы рубежа веков, а часто (как в случае со «Старшим сыном») и классической комедии. Но, что еще важнее, они наследуют и тип героя классической русской литературы. Кажется, Вампилову, как и Трифонову, важно было доказать, что в липкой советской действительности живут люди, которые мучаются теми же проблемами, что герои Тургенева, Чехова, Гончарова. Маленькие люди, бедные люди, лишние люди, потерявшие себя люди…

Есть, однако, одна особенность, всерьез отличающая Вампилова от Трифонова и вообще ставящая его особняком в русской прозе и драме 1960–1970-х годов. Нравственные проблемы, которые решают герои Трифонова, всегда крепко-накрепко увязаны с проблемами общественными. Личность, история, мораль, социум – вот главные категории, которыми можно описать его художественный мир, но такая категория, как запредельное, тут малозначима. В художественном мире Вампилова она чрезвычайно важна. Этот рано погибший (утонул в Байкале, не дожив двух дней до своего 35-летия) и не так уж много написавший драматург предложил в своих пьесах то, что, за неимением лучших слов, можно назвать феноменом светской религиозности. Герои Вампилова не ходят в церковь, почти не произносят слово «Бог», не сильны в конфессиональных вопросах, но сложно не заметить, что их нравственные поиски сродни поискам религиозным. Более того, некоторые из его героев являют собой тип эдакого светского святого. Самый яркий пример – конечно, Сарафанов, в присутствии которого, как в присутствии настоящего святого, совестливый человек не может совершать дурные поступки. Мотив отца и сына тут имеет отчетливый христианский подтекст. В короткой пьесе «Двадцать минут с ангелом» христианские мотивы и вовсе вынесены из подтекста в текст. Любопытно, что тип светского (советского) святого встречается и в куда менее известных произведениях Вампилова. Например, в рассказе «Железнодорожная интермедия», где станционный служащий Иван Карпович Пеших, добряк и резонер, предлагает безбилетникам деньги и собирается накормить их обедом в местном буфете.

В пьесах Вампилова явлена и общая пошлость жизни и некий порыв, поднимающий героев над обыденностью. Уставший от собственного цинизма Зилов так описывает единственную отраду своей души – утиную охоту: «Ты увидишь – мы поплывем, как во сне, не известно куда. А когда подымается солнце? О! Это, как в церкви, и даже почище, чем в церкви… А ночь? Боже мой. Знаешь, какая это тишина? Тебя там нет, ты понимаешь? Нет! Ты еще не родился. И ничего нет. И не было. И не будет…»

Вот что интересно. И у Трифонова, и у Вампилова отцы были репрессированы. Но если для первого этот факт его биографии стал предметом мучительной литературной рефлексии, то для второго эта тема почти не важна. Зато кажется, что через поколение в нем отозвались гены его более далеких предков. Ведь типичный советский паренек Вампилов был по отцовской линии потомком бурятских лам, по материнской – православных священников. Он – вероятно, безотчетно – описывал сохранение в себе человеческого как сохранение божественного. Обычаи, нравы, устои жизни, обряды, наконец, – все это бесчеловечный режим может вытравить из человеческой жизни. Но чего-то все же не может. Нередуцируемый остаток божественного все же пробьется, как травинка через асфальт, – вот пафос почти всех вампиловских пьес. Вероятно, именно он и превращает уроженца заброшенного сибирского райцентра Кутулик из крепкого талантливого драматурга в драматурга на все времена.

Фаина Раневская: несвоевременная величина

28/08/2006