Культура Zero. Очерки русской жизни и европейской сцены

Великими обычно именуют темпераментных, истово духоподъемных, возвышенно отрешенных артистов, «потрясателей сцены». Таковыми были звезды первой плеяды Юрия Завадского: Ванин, Мордвинов, Марецкая. Плятт, проработавший бóльшую часть жизни в театре Завадского, тоже принадлежал к этой плеяде. Но мягкость, добродушная простоватость заземляли его, делали и на сцене, и на экране своим, свойским. И вот интересно – «потрясателям» замена так или иначе нашлась (нишу того же Мордвинова где-то заполнил Георгий Жженов, а где-то Леонид Марков). А у свойского, добродушного Плятта, все многоцветье жизни окрасившего характерной неуклюжестью, неуместностью, трогательной непутевостью, замены не было и нет.

Алексей Баталов: лакировщик действительности

19/11/2008

Самое удивительное в биографии Баталова – то, что он не сделался артистом МХТ. И вообще не сделался театральным артистом. Тут, прямо скажем, надо было постараться. Едва ли не все его родственники имели отношение к главной драматической сцене страны. Его мать Нина Ольшевская была актрисой Художественного. Его отец – Владимир Баталов – выпускником Второй студии и до 1956 года работал в МХТ. Его дядя Николай Баталов – знаменитый Фигаро из знаменитого спектакля Станиславского. Ольга Андровская – тетка Алексея Баталова. Виктор Станицын – тоже его родственник. Сам Баталов, как и положено, закончил Школу-студию МХАТ. Все пути вели туда, в Камергерский… Но он оказался не в театре, а в кино.

Не в этом ли парадоксе таится ключ к феномену Баталова? Времени, на которое пришлось начало его пути, куда больше актерских умений оказались нужны его внешность, его интонация, его пластика и его стать. Проще говоря – типажность. А типажность – кинематографическое понятие. Именно Баталову суждено было воплотить нового героя, какого не знал прежде советский экран, – романтика с интеллигентным лицом, словно пришедшего к нам из другого мира, в котором еще помнили о «русских грамотах на благородство».

Эта интеллигентская тема была категорически не нужна кинематографу дооттепельной поры. В ту пору были иные герои – обаятельные, честные, с хорошим русским лицом и душой нараспашку. Николай Крючков, Петр Алейников, Сергей Столяров, Борис Андреев. А в оттепель появился Баталов и стал воплощением давно ушедшей эпохи. Что бы он ни делал – падал навзничь в грязь на войне или бежал из советской России к далеким турецким брегам – эта «другая эпоха» стучала в наших сердцах. Бурлеск, трагический темперамент, блистательное лицедейство – не из арсенала Баталова. А если и из арсенала, то уж точно помещено в какие-то далекие запасники. Он не изменчивый Протей, каким вроде бы надлежит быть всякому лицедею. Он артист темы. И эту тему проще всего и правильнее всего было воплотить именно в кино. Причем не в экранизациях, а в фильмах «про жизнь».

Если бы Баталов играл только чеховских, толстовских и булгаковских персонажей (а их он, разумеется, тоже играл) – это вряд ли стало бы прорывом. Но весь фокус как раз и заключался в том, что человек с ясно пропечатанным на лице комплексом интеллигентности вдруг оказался нашим современником. Молодым рабочим («Большая семья»), водителем с автобазы («Дело Румянцева»), военным врачом («Дорогой мой человек»), слесарем («Москва слезам не верит»).

Книжный иллюстратор Константин Ротов даже нарисовал с него как-то михалковского Дядю Степу.

Положа руку на сердце, часто ли вы встречали в жизни рабочих, водителей, милиционеров и даже военных врачей с такими лицами, как у Баталова? На этом лице аршинными буквами написано: «Я читал много книг. Я знаю и люблю поэзию». Посвященные легко считывали и сакраментальное: «Я знаком с Анной Ахматовой». Она приехала в их дом, когда ему было семь лет, и общение с ней стало одним из самых ярких впечатлений его жизни. Сложно сказать, что больше сформировало облик, а заодно и образ этого артиста – театральная среда или писательская, в которую он в силу семейных обстоятельств тоже оказался погружен. Зощенко, Ильф, Олеша, Лидия Чуковская, Пастернак… Все они бывали в доме его гостеприимного отчима Ардова. И этот толстый-претолстый культурный слой как-то естественно, без специальных усилий вошел в плоть и кровь баталовских героев – от Павла Власова из фильма Донского «Мать» до всех героев из фильмов Иосифа Хейфица.