Читаем Культура Zero. Очерки русской жизни и европейской сцены полностью

Эта пьеса вроде бы описывает нашу с вами действительность, но описывает как-то непривычно – без сарказма, социального пессимизма, экзистенциального надрыва, без бьющей в глаза правды-матки. Вместо сарказма тут – сдобренная иронией лубочность, вместо надрыва – лиризм. Мало того что, как в доброй сказке, в пьесе Паперного шляпа одного из героев ведет диалог с бабочками, верба поет, а кошка Римма исповедуется первым встречным. Так еще и, как в самой настоящей сказке, главные герои всей российской «новой драмы», а заодно и нового российского кино, милиционеры, оказываются тут не «милицАнерами», а просто людьми. Один из них в самом начале пьесы почти убил другого (что, в общем, привычно), но потом раскаялся и ушел странствовать, нищенствовать и замаливать грехи (что, так сказать, противоречит всем канонам). А второй, недоубитый, выжил благодаря проплывающему по Волге на плоту народному философу – новое воплощение Платона Каратаева – и стал понимать язык растений и зверей. Кроме комаров, бабочек, вербы, шляпы, человека на плоту и необычных милиционеров, в пьесе действуют жаждущие простого человеческого счастья обыватели, поссорившиеся влюбленные, следователь с человеческим лицом и некая девушка в лодке, поющая жалостливые романсы. В этом спектакле вообще очень много песен, удачно мимикрирующих то под советский шансон, то под городской фольклор и написанных, разумеется, самим режиссером-драматургом, который вместе со своим оркестриком притулился у самой сцены. Сюжетные линии в его «Реке» сходятся и расходятся, как поезда на ж/д путях. Многочисленных героев – на крохотных подмостках порой толпится человек двадцать исполнителей – несет река жизни. И надо довериться ее течению, надо полюбить эту самую жизнь – тогда река обязательно куда-нибудь да вынесет.

«Жизнь прекрасна, жизнь прекрасна, твер-буль-буль-буль-буль-буль-буль-буль», – пели в самом известном театральном опусе Алексея Паперного «Твербуль», с которым он объездил на перестроечной волне множество европейских фестивалей. Общий посыл его творчества с тех пор мало изменился. И в романтичной перестроечной, и в нынешней, отряхнувшей с себя прах социальных иллюзий России Паперный оказался едва ли не единственным продолжателем той традиции нашей культуры, которая, казалось бы, окончательно погребена временем. Его спектакли, если говорить коротко, есть редкостный пример нескурвившегося шестидесятничества. Скурвившегося, забронзовевшего, превратившегося в свою противоположность вокруг пруд пруди. Но в «Реке» оно вдруг предстало перед нами словно омытое живой водой.

С искусством оттепели Паперного роднит удивительное, почти исчезнувшее из современного искусства мироприятие и не социальный даже, а, я бы сказала, онтологический оптимизм. У Паперного действуют милиционеры с духовными запросами и следователь с человеческим лицом, так же как молодого рабочего («Большая семья») или водителя с автобазы («Дело Румянцева») играл некогда в русском кино артист с ясно пропечатанным на лице комплексом интеллигентности – Алексей Баталов. Взгляни на мир сквозь розовые очки, и ты увидишь – мир прекрасен. Вот нехитрый, но действенный принцип нашей культурной оттепели.

Западное искусство новейшего времени (не в своих масскультовых низовьях, а в интеллектуальных верховьях) этими очками решительно пренебрегало. Для российской культуры тоска по прекрасной жизни, а заодно – по положительному герою (уж сколько дискуссий на тему, куда делся этот самый герой, случилось в 1980-е и 1990-е годы) осталась актуальной до сих пор. Просто очень много лет она не претворялась во сколько-нибудь убедительные художественные свершения. А вот Алексею Паперному розовые очки оказались удивительно к лицу. Его девиз «Жизнь прекрасна…» по иронии судьбы рифмуется с названием одного из самых удачных драматургических опусов нашего времени – «Жизнь удалась» Павла Пряжко. Но понятно, что между этим «Жизнь прекрасна…» и этой «Жизнь удалась» – пропасть. Павел Пряжко, как и почти все младодраматурги, рассматривает людей не через очки и уж тем более не розовые очки, а словно бы под микроскопом. Его взгляд – это взгляд умного естествоиспытателя. Взгляд Паперного – взгляд очарованного жизнью менестреля. Но вот ведь удивительно… В его песни, в его волшебный, пахнущий вербой и рекой мир отчего-то хочется верить.

Марк Вайль: особенности советского колониализма

07/2007

Со смертью известного человека, равно как со смертью близкого человека, сложно смириться. Режиссер и педагог Марк Вайль, скончавшийся в городской больнице города Ташкента в возрасте 55 лет, был человеком известным и мне лично близким. Но смириться с этой утратой трудно еще и потому, что создатель и руководитель легендарного ташкентского театра «Ильхом» не умер и даже не погиб. Он был убит поздно вечером в подъезде собственного дома. Возвращался после генеральной репетиции последнего своего спектакля «Орестея». На него напали двое мужчин, оглушили, нанесли ножевые ранения в живот…

Перейти на страницу:

Похожие книги