Культурные повороты. Новые ориентиры в науках о культуре

Наконец, такого рода транснациональная перспектива способна раскрыть потенциал литературоведческой рефлексии пространства для «теоретического проекта картографирования пространств (mapping spaces)», олицетворяющего вместе с тем и направленный против европоцентристской топографии ответный дискурс. Цель создания такой теории – вникнуть в суть «промежуточных пространств», в которых образуются дискурсы меньшинств. Важные точки опоры в этом плане намечает Зигрид Вайгель в статье о «топографическом повороте».[957] Возможно, их следует еще более систематично перенести на интерпретацию художественных текстов, к примеру, чтобы с этой концептуальной позиции по-новому взглянуть на разлад между культурной идентичностью и национальной территорией в поле миграционной литературы – или на художественные описания пространств, как это сделала Вайгель в другой работе на примере «топографической поэтологии» Ингеборг Бахман: места и пространства нагружены здесь вписанными в них воспоминаниями, либо же в отношении других «уголков» памяти они переходят в категорию «промежуточных пространств».[958]

Именно места памяти заставляют здесь обратиться к исторической науке. Так как историческая наука традиционно работает больше хронологически, даже если не ограничивается установлением временно́й последовательности исторических событий, то категория пространства означает для нее особенно большой вызов. После таких предшественников, как Фернан Бродель с книгой о Средиземноморье,[959] с недавних пор возрастают тенденции «опространствливать исторические нарративы» (Соджа).[960] Не в последнюю очередь это продемонстрировал и 45-й конгресс немецких историков в Киле, посвященный теме «Коммуникация и пространство» в широком спектре ее применения, вплоть до транскультурной исторической науки и истории экономики и предпринимательства.[961] При этом кажется, что преобладает предметно-ориентированное обращение к «пространству» как к теме – аналогичным образом культурная история фокусировалась на пространстве с позиций фольклористики.[962] Из-за одного этого тематического фокуса такие подходы лишь ограниченно годятся для пространственного поворота. Однако в целом кажется, что помимо культурной географии пространственный поворот шире всего представлен именно в исторической науке, пусть ему и не всегда хватает конкретной выраженности и еще недостаточно измерен его потенциал для заострения или решения определенных исследовательских проблем. Так, взгляд на исторические места памяти – как, например, в многотомном гигантском труде «Немецкие места памяти»[963] – еще чересчур следует метафоре и «теме пространства». И напротив, статьи сборника «Местные разговоры» исследуют пространство как ключевую категорию слишком неразработанной пока истории коммуникативных практик.[964] Исходя из различных форм спатиализации, эти статьи открыто прибегают к пространственному повороту для анализа модифицированных, технизированных пространственных структур в XIX веке (железная дорога, телеграфная сеть), обогащая его сферой коммуникации и медиальности и особенно используя его для обоснования опространствленной истории коммуникации. Именно коммуникативное измерение способно противостоять опасности вернуться к преддискурсивной материальности пространства в немецкоязычной версии spatial turn.

Как бы то ни было, пространственный поворот открыл комплексные возможности познавать и изучать пространственно-исторические и политические взаимосвязи, препятствующие культуралистским ограничениям исторической науки – к примеру, через анализ сетевых структур.[965] Тем самым преодолевается и национально-историческая ограниченность. В любом случае поражает синхронность в формировании пространственного поворота и транснационализации исторической науки: как новый акцент в исследованиях мировой истории[966] «пространство» оказывается особенно пригодным для анализа международных отношений подходом; а важным пространственно-историческим конструктивным моментом здесь, конечно же, выступает ментальный маппинг – от изобретения Востока до «изобретения Восточной Европы».[967] В смежной области историографии и истории искусства примечательны непосредственно связанные с пространственным поворотом междисциплинарные исследования политических пространств раннего Нового времени на примере городских пространств и их структур господства;[968] примечательны также и новые возможности познания, рождающиеся из сравнений средств графического представления пространства (например, карт) с изображениями в жанре пейзажа.[969]