Читаем Культурные повороты. Новые ориентиры в науках о культуре полностью

В качестве поворотной точки в противостоянии с этим господством языка американский литературовед и теоретик культуры Уильям Митчелл в 1992 году диагностировал и вместе с тем провозгласил пикториальный поворот (pictorial turn).[984] По его мысли, в будущем размышление над образами окажется столь же ценным, сколь мышление с помощью образов. В 1994 году, то есть практически одновременно с Митчеллом, историк искусства Готфрид Бём в трактате «Возвращение образов»[985] объявляет иконический поворот. С этим была связана цель – по аналогии с общим языкознанием и в противовес ему, а особенно языковому и текстуальному преобладанию лингвистического поворота, – наконец-то учредить Общую науку об образах (Allgemeine Bildwissenschaft). В качестве реакции на превосходство медиаведения (Medienwissenschaft) она для начала должна была закрепиться в истории искусства – чтобы исследовать собственную логику изображений и добиться нового аналитического подхода к визуальным культурам. В конце концов, изображения уже достаточно долго «прочитывались» на предмет скрытого в них смысла и подтекста или на предмет истории, которую можно на их основе рассказать. При этом изображения – это не только знаки, рисунки и иллюстрации; они развивают особую силу воздействия, которая представляется свободной от языка. Иконический поворот выводит за рамки анализа предметных образов, распространяясь на всю область визуального восприятия культуры. Это готовит почву для более обширного визуального поворота (visual turn), который простирается до таких визуальных практик и средств восприятия, как внимание, воспоминание, зрение, наблюдение, равно как и до культур взгляда.

Для иконического поворота вопрос о статусе ведущей науки оказывается более спорным, нежели для других «поворотов». В конце концов, этот поворот к изображениям все еще находится в процессе своего формирования и дифференцирования противоположных позиций в поле напряженных отношений между различными дисциплинарными компетенциями. Ввиду продолжающейся борьбы за монополию на дефиниции еще совсем не решено, насколько смогут сосуществовать в будущем такие актуальные тенденции и направления, как развитие истории искусства в сторону исторической науки об образах на основе анализа форм, антропология образов, подходы визуального медиаведения и транскультурной науки о культуре образов, а также визуальные исследования (visual studies) вплоть до междисциплинарной Общей науки об образах, особенно активно развиваемой в настоящее время.[986] Конечно, последняя из перечисленных наук пытается объединить многогранный спектр дисциплин, занимающихся образами. Однако насколько вообще возможно в рамках одной единственной дисциплины – «науки об образах» – следовать за множеством различных и даже противоречивых перспектив, не ограничивая их универсально-научной интеграцией, диктуемой такой метадисциплиной? Лишь открытость рефлексии над визуальным актуализирует вопрос, почти забывшийся среди повсеместной фиксированности на общем проекте науки об образах: что значит иконический поворот для культурологии в целом? Расширение истории искусства до культурологической перспективы, таким образом, позволяет перенаправить внимание на вклад подобной рефлексии в переориентацию наук о культуре.

1. Контекст и становление иконического/пикториального поворота

Историю формирования иконического поворота можно рассказать с совершенно разных позиций. Прав ли Виллибальд Зауэрлэндер, в сборнике авторитетных лекций об иконическом повороте[987] утверждавший, что история эта начиналась (например, у Готфрида Бёма) скорее как дисциплинарное стремление постичь исторические визуальные культуры, исходя из их собственного понимания образов, и «спасти» их от растущего всевластия современных медиаобразов? «Иконический поворот был эмпатийной (!) попыткой герменевтически спасти автономию художественного образа в эпоху медиа».[988] Расхожий метанарратив иконического поворота такой попыткой явно не был. Намного более распространенная история возникает, когда любому из нас – как в итоге и самому Зауэрлэндеру, – если оставить в стороне претензии историко-художественного понятия образа на автономию, приходится столкнуться с вызовами, исходящими от колоссального расширения «образных миров»[989] посредством медиа – таких, как кино, видео и цифровая визуализация. Так, особенно в диалоге с активизировавшимися в Америке с 1980-х годов дискуссиями о «визуальной культуре» и «пикториальном повороте», открывается путь к всевозможным образам и способам их восприятия, ведущий далеко за пределы высококультурной образной традиции и эстетической ценности. Такого рода широкое понимание образа оказывается настолько эффективным, что отменяет изначальное разделение на более узкий иконический поворот и более масштабный пикториальный.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология
Дворцовые перевороты
Дворцовые перевороты

Людей во все времена привлекали жгучие тайны и загадочные истории, да и наши современники, как известно, отдают предпочтение детективам и триллерам. Данное издание "Дворцовые перевороты" может удовлетворить не только любителей истории, но и людей, отдающих предпочтение вышеупомянутым жанрам, так как оно повествует о самых загадочных происшествиях из прошлого, которые повлияли на ход истории и судьбы целых народов и государств. Так, несомненный интерес у читателя вызовет история убийства императора Павла I, в которой есть все: и загадочные предсказания, и заговор в его ближайшем окружении и даже семье, и неожиданный отказ Павла от сопротивления. Расскажет книга и о самой одиозной фигуре в истории Англии – короле Ричарде III, который, вероятно, стал жертвой "черного пиара", существовавшего уже в средневековье. А также не оставит без внимания загадочный Восток: читатель узнает немало интересного из истории Поднебесной империи, как именовали свое государство китайцы.

Мария Павловна Згурская

Культурология / История / Образование и наука