Читаем Культурные повороты. Новые ориентиры в науках о культуре полностью

Визуальные исследования или исследовательские подходы к визуальной культуре (visual culture),[1070] таким образом, направляют взгляд на значение самих способов восприятия. Это позволяет говорить о визуальном повороте, смещающем акцент с образа на перформативность[1071] и освещающем такие практики восприятия, как созерцание, наблюдение и формирование взгляда, в качестве социальных и культурных процессов. И тем не менее поле визуальных исследований также оказывается гетерогенным и противоречивым. Так, к примеру, Джонатан Крэри в рамках своей «генеалогии внимания» во второй половине XIX века[1072] работает в пограничных областях этого исследовательского направления. Он изучает не только визуальные формы восприятия, но и выявляет компоненты всего комплекса визуального восприятия. Неожиданным образом на передний план при этом выходит акустическое как часть визуального впечатления: «Проблематичный термин „восприятие“ я употребляю прежде всего, чтобы указать на субъект, определяемый не одной только модальностью зрения, но также и слухом и осязанием, а главным образом – до неразличимости смешанными модальностями, которые целиком или в значительной мере ускользают от взгляда визуальных исследований».[1073] Культурологическая перспектива позволила бы конструктивнее отнестись к этой релятивизации автономии визуального, незаметно закравшейся в иконический поворот. Крэри и сам предлагает многообещающую контекстуализацию, необходимую в этом случае. Он включает визуальное вкупе с другими силами в контекст такого свойства субъективности, как податливость воздействиям, и с подобных позиций – связанных также с вниманием к экономическим условиям труда – объявляет визуальное важным элементом процесса модернизации.

В дискуссиях по этому поводу до сих пор преобладает отказ от фиксации на образных объектах за счет обращения к формам принципиально визуального восприятия, что методологически в любом случае продуктивнее ограничения «темой образа». Преимущественно в американских подходах к визуальной культуре – а в Германии также у Тома Холерта[1074] – акцентируется прежде всего общественная и политическая сторона визуализации. Это очерчивает поле рефлексии, связанной с социальными, гендерно-специфическими конвенциями взгляда, – вплоть до практик образного представления как средств осуществления власти и контроля.[1075] Тем самым, правда, еще не созревает (наметившаяся в рефлексивном повороте) основополагающая критика такой формы взгляда, которая отложилась в европейской истории как жест господства визуального принципа.[1076] Однако это кладет начало критической теории взгляда и ви́дения, проблематизирующей последствия визуального принципа или же контролирующего «сверх-взгляда» – вплоть до все более агрессивных практик слежения в современных обществах и до медийной переработки подобных практик слежения, например посредством таких телесериалов, как «Большой Брат».[1077] Чем интенсивнее исследуются социальные основы и культурные коды ви́дения, тем больше вопрос «что есть образ?» смещается в контекст социальных актов восприятия и власти:[1078] кто и зачем производит и использует образы, как они работают и как воспринимаются? Ввиду тесной связи с критической рефлексией взаимоотношений ви́дения, видимости и очевидности, репрезентации, восприятия и стратегий господства, здесь обнаруживаются интересные точки соприкосновения с рефлексивным поворотом – уже даже на основе собственного самопонимания подходов визуальной культуры как некоего «обновления критики репрезентации».[1079] Именно за счет того, что исследования визуальной культуры обращаются к методически плодотворным формам (визуального) восприятия и связывают их с властью и знанием, они демонстрируют свою культурологическую значимость – при условии что не теряются в безбрежности предметной области визуального, но целенаправленно концентрируются на местах бытования образов и на конкретных культурных и аналитических техниках в обращении с образами.

3. Иконический поворот вместо лингвистического – от знания об образах к иконическому инструменту познания?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология
Дворцовые перевороты
Дворцовые перевороты

Людей во все времена привлекали жгучие тайны и загадочные истории, да и наши современники, как известно, отдают предпочтение детективам и триллерам. Данное издание "Дворцовые перевороты" может удовлетворить не только любителей истории, но и людей, отдающих предпочтение вышеупомянутым жанрам, так как оно повествует о самых загадочных происшествиях из прошлого, которые повлияли на ход истории и судьбы целых народов и государств. Так, несомненный интерес у читателя вызовет история убийства императора Павла I, в которой есть все: и загадочные предсказания, и заговор в его ближайшем окружении и даже семье, и неожиданный отказ Павла от сопротивления. Расскажет книга и о самой одиозной фигуре в истории Англии – короле Ричарде III, который, вероятно, стал жертвой "черного пиара", существовавшего уже в средневековье. А также не оставит без внимания загадочный Восток: читатель узнает немало интересного из истории Поднебесной империи, как именовали свое государство китайцы.

Мария Павловна Згурская

Культурология / История / Образование и наука