Читаем Культурные повороты. Новые ориентиры в науках о культуре полностью

Иконический поворот вполне можно трактовать как движение, направленное против лингвистического поворота и его диктата, связанного с установлением зависимости всякого познания от языка. В конце концов, лингвистический поворот был или, возможно, до сих пор рассчитан на иерархическую ориентацию познания – как утверждает Барбара Мария Стэффорд, сторонница визуальных исследований, – как раз за счет своей «тотемизации языка как богоподобного актора в западной культуре».[1080] Огромное влияние лингвистического поворота обнаруживается даже в том, что в основе междисциплинарных подходов к изучению образности зачастую все еще лежит обусловленная языком метафора чтения, а не, к примеру, зрения – и что эти подходы, как ни парадоксально, в большинстве своем вообще обходятся без образов. Подобный феномен сопровождается чрезмерной валоризацией культуры текста и литературности (с сопутствующими им глубиной, значимостью, мыслью, серьезностью). Этому соответствует широко распространенное пренебрежение культурой спектакля и перформативности (с сопровождающими их ассоциациями – поверхностностью и мимолетностью). Такое текстуальное бремя сказывается и на самом понятии культуры, в первую очередь – на представлении о «культуре как тексте», следующем за интерпретативным поворотом. Даже в рефлексивном повороте изображение сплошь и рядом редуцируется до текстуальной репрезентации.

Если в непосредственные задачи иконического поворота входит не только понимание образов, но и понимание мира через образы, то и здесь говорить о «повороте» можно лишь при одном основополагающем условии: что предметный уровень (то есть образы как предмет исследования) в определенной мере превращается в уровень методологических установок, что сами образы начинают рассматриваться как медиумы познания и аналитические категории. Лишь тогда иконический поворот сможет раскрыть свой методологический потенциал и послужить чуть ли не «призывом к методологическому заострению образных аналитических средств в той или иной области».[1081] Критика репрезентации, получившая исходный импульс еще в рефлексивном повороте, в любом случае, как кажется, достигает своего расцвета, если ее применяют к образам. В аспекте подобной критики вопрос «что есть образ?» требует тогда целенаправленной деконструкции образов в их, казалось бы, непосредственной очевидности, присутствии и функции отображения. Мысль о том, что все образы и даже фотографии конструируются, производятся и оформляются, начиная даже с выбора фрагмента и ракурса, подпитывает сомнение в аутентичных отображениях, как и в аутентичности в принципе.

Соответствующая критика доверчивости по отношению к образам вплоть до «секулярной формы веры в образ», прежде всего по отношению к образам, созданным электронными и цифровыми медиа, составляет сущность иконического поворота.[1082] Критический анализ образов затрагивает различные уровни, при этом образы выступают не только как объекты созерцания, интерпретации и познания. С недавних пор все больший интерес вызывает вопрос, какими свойствами, связанными с формированием знания, образы обладают в принципе. Тем самым утверждаемая собственная «логика образов»,[1083] особое высвобождение воображаемого из образной материальности,[1084] обретает чрезвычайно актуальный статус с точки зрения теории познания. Эта логика позволяет пробиться к не замечавшимся ранее пространствам восприятия и познания, к новым очевидностям (абстрактного и фактического) и к наглядности, до сих пор заслоняемой доминантностью языка. «За рамками языка существуют огромные пространства смысла, небывалые пространства визуальности, звучания, жеста, мимики и движения. Нет нужды их дополнительно корректировать или оправдывать словом».[1085] Образность позволяет расширить языковую действительность, выходя за пределы вербального, а также, что интересно, за пределы визуального. Так, сюда включается звук, пусть еще недифференцированно или же и вовсе в качестве неотрефлектированного дополнения к образу. Однако способен ли такой потенциал образной логики, помимо освоения новых горизонтов восприятия, в итоге сменить и сам лингвистический поворот?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология
Дворцовые перевороты
Дворцовые перевороты

Людей во все времена привлекали жгучие тайны и загадочные истории, да и наши современники, как известно, отдают предпочтение детективам и триллерам. Данное издание "Дворцовые перевороты" может удовлетворить не только любителей истории, но и людей, отдающих предпочтение вышеупомянутым жанрам, так как оно повествует о самых загадочных происшествиях из прошлого, которые повлияли на ход истории и судьбы целых народов и государств. Так, несомненный интерес у читателя вызовет история убийства императора Павла I, в которой есть все: и загадочные предсказания, и заговор в его ближайшем окружении и даже семье, и неожиданный отказ Павла от сопротивления. Расскажет книга и о самой одиозной фигуре в истории Англии – короле Ричарде III, который, вероятно, стал жертвой "черного пиара", существовавшего уже в средневековье. А также не оставит без внимания загадочный Восток: читатель узнает немало интересного из истории Поднебесной империи, как именовали свое государство китайцы.

Мария Павловна Згурская

Культурология / История / Образование и наука