Иконический поворот вполне можно трактовать как движение, направленное против лингвистического поворота и его диктата, связанного с установлением зависимости всякого познания от языка. В конце концов, лингвистический поворот был или, возможно, до сих пор рассчитан на иерархическую ориентацию познания – как утверждает Барбара Мария Стэффорд, сторонница визуальных исследований, – как раз за счет своей «тотемизации языка как богоподобного актора в западной культуре».[1080]
Огромное влияние лингвистического поворота обнаруживается даже в том, что в основе междисциплинарных подходов к изучению образности зачастую все еще лежит обусловленная языком метафора чтения, а не, к примеру, зрения – и что эти подходы, как ни парадоксально, в большинстве своем вообще обходятся без образов. Подобный феномен сопровождается чрезмерной валоризацией культуры текста и литературности (с сопутствующими им глубиной, значимостью, мыслью, серьезностью). Этому соответствует широко распространенное пренебрежение культурой спектакля и перформативности (с сопровождающими их ассоциациями – поверхностностью и мимолетностью). Такое текстуальное бремя сказывается и на самом понятии культуры, в первую очередь – на представлении о «культуре как тексте», следующем за интерпретативным поворотом. Даже в рефлексивном повороте изображение сплошь и рядом редуцируется до текстуальной репрезентации.Если в непосредственные задачи иконического поворота входит не только понимание образов, но и понимание мира
Соответствующая критика доверчивости по отношению к образам вплоть до «секулярной формы веры в образ», прежде всего по отношению к образам, созданным электронными и цифровыми медиа, составляет сущность иконического поворота.[1082]
Критический анализ образов затрагивает различные уровни, при этом образы выступают не только как объекты созерцания, интерпретации и познания. С недавних пор все больший интерес вызывает вопрос, какими свойствами, связанными с формированием знания, образы обладают в принципе. Тем самым утверждаемая собственная «логика образов»,[1083] особое высвобождение воображаемого из образной материальности,[1084] обретает чрезвычайно актуальный статус с точки зрения теории познания. Эта логика позволяет пробиться к не замечавшимся ранее пространствам восприятия и познания, к новым очевидностям (абстрактного и фактического) и к наглядности, до сих пор заслоняемой доминантностью языка. «За рамками языка существуют огромные пространства смысла, небывалые пространства визуальности, звучания, жеста, мимики и движения. Нет нужды их дополнительно корректировать или оправдывать словом».[1085] Образность позволяет расширить языковую действительность, выходя за пределы вербального, а также, что интересно, за пределы визуального. Так, сюда включается звук, пусть еще недифференцированно или же и вовсе в качестве неотрефлектированного дополнения к образу. Однако способен ли такой потенциал образной логики, помимо освоения новых горизонтов восприятия, в итоге сменить и сам лингвистический поворот?