Культурные повороты. Новые ориентиры в науках о культуре

Дальнейшие способы применения иконического поворота в исторической науке – которые отчасти уже были изложены в одном обзоре актуальных исследований[1138] – стали предметом дискуссии в 2006 году на Дне историка в Констанце под девизом «Образы истории». Пока что эти способы обнаруживаются не только там, где образы рассматриваются как выходящие за рамки предметной истории источники исторического исследования («picturing history» [ «как изображается история». – Примеч. пер. ]),[1139] но и в «историческом исследовании образов»,[1140] в визуальной истории[1141] или – вслед за Варбургом – в «атласе исторического образного знания».[1142] Но перспектива смещается на образ и там, где речь идет о значении представлений и репрезентаций для историографии,[1143] например у Хейдена Уайта в контексте рефлексивного поворота. Конкретные исследования исторической «визуальной культуры»[1144] позволяют связать формы репрезентации с опытом акторов, будь то в исследованиях о роли пропагандистских листовок или СМИ, о значении фотографии для политической иконографии в диапазоне между (гос)пропагандой и «визуальными мирами-антагонистами»,[1145] а также для колониальной истории,[1146] или в исследованиях о так называемых документальных снимках, например войны,[1147] и прежде всего о визуальных репрезентациях Холокоста.[1148] Некоторые ориентиры предлагает и история науки, выявляющая ускользнувшие от взгляда иконического поворота исторические сферы образов, лишь одним из примеров которых служат техники визуализации в медицине как триггеры для нового понимания тела.[1149]

Не имея возможности раскрыть здесь весь спектр потенциального применения иконического поворота в поле исторической науки, стоит отметить, что внимания все же заслуживает попытка от культурологического анализа исторических образов и в первую очередь «внутренних образов» перекинуть мостик к исследованиям мозга. Как-никак, на внутренние образы сегодня претендуют как на свою территорию современные исследования мозга.[1150] Их эксперименты из перспективы психологии восприятия также подтверждают сомнения в отношении отображающего характера образов. Образы в голове не являются отображением внешнего мира. Напротив, сам мир является проекцией внутренних образов. Объекты действительности вообще воспринимаются в качестве образов поначалу лишь в мозге, в области головного мозга, отвечающей за обработку визуальной информации. Поскольку чувственные впечатления, соединяясь с сохраненной в мозге информацией, складываются в когерентный образ мира, непреложными оказываются акты интерпретации и конструирования. На самом деле, мы не отображаем – это лишь иллюзия; в действительности мы просто конструируем.[1151] Однако мы полагаемся на безошибочность наших (визуальных) чувств, которые, как утверждает исследователь мозга Вольф Зингер, все больше испытывают на себе давление медиальных манипуляций образами: «В обозримом будущем то, что мы наблюдаем как iconic turn, может превратиться в iconic turn down («иконический спад». – Примеч. пер.), если медиа не начнут аккуратнее обходиться с потоком образов».[1152] Для науки об образах характерная для исследований мозга идея о том, что зрение имеет конструктивистскую, а не отображающую «природу», все же не означает, что этой науке следует отказаться от собственной перспективы описания определенной «культуры» ви́дения. Напротив, культурологическая наука об образах определенно должна держаться своих в высшей степени комплексных представлений об образах – об образах, как пишет Мартин Шульц, «в их… безграничном многообразии и сложности, в которой все стекается в единый поток и обусловливает друг друга: генетически унаследованные образы, сновидения, воспоминания, воспринимаемые образы, желания, мечты, страхи и представления как коллективного, так и индивидуального и чисто субъективного свойства».[1153] Ввиду этой комплексности образных наслоений интересной попыткой установить связь культурологии с естественными науками представляется когнитивная наука об образах, движущаяся в направлении «нейроэстетики» или «нейробиологии эстетики».[1154] Однако ей присущ определенный редукционизм, лишающий ее полноты, поскольку она натурализует собственные идеи, приравнивая образы к ментальным конструкциям, вместо того чтобы открыто признать, что они конструируются на эксплицитно культурном уровне, который связан с социальными взаимодействиями, исторической обусловленностью, гендерно-специфичной рецепцией и политической властью.