Культурный дневник 16.01.2014- 18.06.2013

Я хотел спросить Дэвида Гэттена после сеанса, не считает ли он себя продолжателем дела Гая Давенпорта, знатока американских курьезов и ценителя неголливудского кино, но потом подумал, что у него есть более близкие родственники в Цюрихе. Выдумки Гэттена вполне могли бы оказаться в программе Кабаре Вольтер: ювенальное море дадаизма лучшим образом расцарапает любую пленку. Тут подоспел один изнеотступных синхронизмов  – я прочитал только что  выпущенный "Гилеей" дадаистский роман и сразу в него влюбился. Своего "Тендеренду-фантаста" Хуго Балль сравнивал с "крепко сколоченным волшебным сундуком, в котором, как считали древние евреи, был заперт Асмодей".

Завершив "Тендеренду", Балль разочаровался в дадаизме: может быть, потому, что достиг совершенства в создании абсолютно иррациональной литературы. "Тендеренду" можно читать с любого места; по магической горе, сложенной из бесподобных предметов, тянутся тысячи троп, – это даже не литература,  а живопись:

Господин и госпожа Гольдкопф встречаются на синей стене. У господина Гольдкопфа из носа свисает "падающая звезда". У госпожи Гольдкопф на шляпе зеленая метелочка из перьев. Господин Гольдкопф расшаркивается. У госпожи Гольдкопф рука как пятизубая вилка.

По лестнице поднимается лавина. Вплотную за ночью. Белая лавина по шаткой лестнице. Госпожа Гольдкопф кланяется. Господин Гольдкопф стучит себе по лбу пальцем. Из его головы вырывается белый фонтан. Такое не видано было ни в кои веки. Ни в кои веки.

Огненные и снежные петухи ужасно разлетаются из глубины. Охрипшие коровы прочищают друг другу носы. По смарагдовому лугу бродит дерево смыслов.

На смарагдовом лугу: содомыльный червь колеблется, взнузданный. Его всадник падает с него и раздает нотные пульты смеха. Он садится в качели утра-вечера, колышется, раскачивается и прыгает  на тот свет.

Тут является козел с флейтой, козел с пудрой и козел с тюльпаном, вытянув шеи. Тут на заднем плане стоит вольер для птиц. В нем сидит петух кадудер и взбивает в пену звезды.

Говорит господин Гольдкопф удивленно: "Тюльпан – садовый цветок, красивый, но без запаха. На адской машине не сваришь кофе".

В этом саду абстракций изредка встречаются и цветы злободневности, – их собрал автор комментария к русскому изданию Константин Дудаков-Кашуро. Вот что он мне рассказал:

Константин Дудаков-Кашуро о романе "Тендеренда-фантаст"

Добавить в список

Загрузить

– Это текст, который, я бы сказал, все время обманывает читательские ожидания. Мне кажется, что здесь дело в двух вещах. Если говорить о самом его составе, он действительно очень разнообразный, очень гетерогенный. Потому что на самом очевидном уровне он представляет собой одновременно и текст, и интертекст, здесь можно встретить массу аллюзий, массу цитат, прямых отсылок ‒ к Гете, Ницше, Жарри, к визионерской литературе. И вы совершенно правы в том смысле, что он вмещает в себя очень многое, он на все времена в том числе, потому что он в себе очень много содержит вот этих пластов. С другой стороны, я прочел его как своеобразную исповедь. Конечно, сложно об этом говорить однозначно, потому что для этого нужно знать всего Балля и то, как он сам оценивал этот текст. Он никогда не писал, что это исповедь, но это отдельный разговор интересный. Но тем не менее, в этом есть дантовское, мне кажется, начало. С другой стороны, начало раблезианское, потому что он очень разнообразный, не желающий укладываться в какие-то рамки. И кстати, сам Балль характеризовал его как сатирический фантастический памфлетно-мистический роман. То есть поливалентная сущность "Тендеренда-фантаста" была заложена им изначально. Мне кажется, что вы очень точно подметили то, что в нем есть изобразительное свойство, и я бы его сравнил одновременно с Кандинским и с Уильямом Блэйком.