Культурный дневник 16.01.2014- 18.06.2013

Желание сжить друг друга со свету стало генетическим свойством советских писателей– Дело в том, что это была универсальная травильная машина, я, собственно, так ее и постарался описать во всех нюансах и оттенках. Там было неважно, свой или чужой: если попадали, то машина начинала действовать. Зощенко и Ахматова – да, это такие хрестоматийные примеры. На самом деле травимых было гораздо больше. В Союзе писателей, и я это с удивлением обнаружил, начиная с 30-х годов, была непрерывная и мощнейшая групповая борьба. Даже сегодня в Союзе писателей Санкт-Петербурга есть отдельные группы, только им нечего делить и нет обкома партии, перед лицом которого нужно было бы вести борьбу за право называться самыми правильными. Но тогда именно по этому принципу они друг с другом боролись. И всегда ловили момент, когда выходило очередное постановление партии и правительства: к примеру, после войны на волне "ленинградского дела" сразу началось сведение счетов. То есть групповая борьба резко усиливалась, получала дополнительные импульсы, потому что появлялась такая возможность. Так называемое "ждановское постановление" 46 года было не единственным, там таких партийных документов в помощь групповой борьбе было много. Желание сжить друг друга со свету стало генетическим свойством советских писателей. Это была борьба за гонорары, за позиции в Союзе, за доступ к журнальным площадям и к издательским мощностям. А дальше уже начиналось истерическое копание в биографиях. Удивляет, если изучать стенограммы партсобраний, доскональное знание всех деталей биографий друг друга. Это была какая-то гигантская коммуналка, в которой все друг про друга знали всё.

– Очень смешной сюжет: исключение из партии писателя Григория Мирошниченко. Это 64-й год, но история Мирошниченко началась гораздо раньше. Расскажите ее, пожалуйста.

Это была гигантская коммуналка, в которой все друг про друга знали всё– Мирошниченко в 1937 году был секретарем парторганизации ленинградского отделения Союза советских писателей СССР. Этим секретарем он стал в 36-м году и был до 38-го года. Его назначил первый секретарь Дзержинского райкома Кузнецов. Тот самый Кузнецов, который в фильме "Блокада" по роману Чаковского представлен таким положительным добрым молодцем. На самом деле это был абсолютно безграмотный (у него не было вообще никакого образования) партийный тип, он, пользуясь доносами того же Мирошниченко и бывшего рапповского деятеля писателя Чумандрина, сводил счеты с теми, на кого эти двое указывали. Никто не забыл, что Мирошниченко в 1937 году возглавлял партбюро, руки у него по локоть в крови, и он сам в инициативном порядке придумывал, кого следующего нужно назначить в качестве жертвы. Так получилось, что он безбедно просуществовал во время войны, тоже время от времени писал доносы, а после войны представилась возможность вспомнить про то, что у Кетлинской папа был адмирал еще до революции. И вот эта старая история с папой-адмиралом тянулась до 70-х: даже в 70-е годы все та же компания пыталась опять обвинить Кетлинскую в том, что у нее папа адмирал. Это уже вызывало смех, но эти люди продолжали этим заниматься. Когда в 1949 году возникла благоприятная ситуация, возникло персональное дело Кетлинской, и одним из двигателей был Мирошниченко. Еще была группа Мирошниченко – Федоров – Решетов, они боролись с Кетлинской, с группой Прокофьева. Борьба была совершенно изуверская, Кетлинскую обвиняли в том, что ее очередной муж Зонин был признан врагом народа, и, естественно, она была виновна в том, что, выйдя за него замуж во время войны, не разглядела, что он будет спустя 6 лет признан врагом. Она в этом каялась. Затаила, естественно, особую злобу на Мирошниченко. А в 64-м году возникло дело по исключению из партии уже самого Мирошниченко. Причем инициатором выступила Косарева –  первый секретарь все того же Дзержинского райкома, потому что на территории этого района находился Союз писателей. Год был особенный, февраль-март отмечены судом над Бродским, а в конце этого года почему-то возникло персональное дело Мирошниченко.

– И вы указываете, что оно могло быть ответом на дело Бродского, чтобы уравновесить и показать принципиальность партии.