Культурный дневник 16.01.2014- 18.06.2013

Благодаря Андрею Изюмскому в Ленинграде возник рок-клуб. Его отец, написавший послесловие к книге, рассказывает эту историю так: в июле 1978 года на Дворцовой площади был запланирован концерт Карлоса Сантаны и Beach Boys. Объявление напечатали в газетах, собралась толпа, но концерт отменили, и рассерженная молодежь двинулась по Невскому проспекту. Несколько человек задержали, в том числе Андрея и Кари Унксову. В милицейской камере и возникла идея обратиться к партийным властям с предложением открыть рок-клуб. Андрей вызвался отнести бумагу первому секретарю Ленинградского обкома КПСС Григорию Романову и отправился в его приемную. Его дерзость принесла плоды: прошение было принято, и клуб разрешили открыть – конечно, после долгих согласований.

В 1986 году я напечатал в "Митином журнале" лучшую поэму Андрея "Песни живого Гаутамы":

Негодницу с телом, пахнущим ярко,  

поймал и остановил в движеньи. 

– Нет! не хочу ничего наполовину! 

Видишь? вселенная подвижна, миры подвижны. 

Начались новые времена, сидеть в сторожке уже не было смысла, я перебрался в Москву и с Андреем связь потерял. Теперь знаю, что с ним случилось. Он подал документы на выезд из СССР, ему отказали, тогда он написал письмо Горбачеву (в книге оно приводится), оно возымело действие, и Андрея выпустили в Израиль. В 1997 году он неожиданно вернулся. "Встретили мы совершенно другого человека, –  рассказывает его отец. – Это был неулыбчивый, замкнутый в себе, неразговорчивый человек. В Питере Андрею жилось нелегко. Абулия прижимала его к дивану. Писал он по-прежнему по ночам, но бессистемно". В апреле 2011 года Андрею стало плохо, и скорая увезла его в Александровскую больницу, но принять его дежурившие врачи отказались. "Утром 18 апреля он вышел из комнаты и упал у входа в кухню. Через некоторое время подъехала реанимация, но спасти Андрея не удалось".

На последних фотографиях узнать Андрея невозможно: грузный господин, утративший всякое сходство с юношей, сочинявшим песни о ветке персика. Ноль-объект, придуманный Тимуром, работает безупречно, в него мало-помалу проваливается все: достижения и увлечения, молодость и красота, картины и музыка, пока не остается только квадратная дыра в черном бархате.

Лотреамон из Звенигородки

Распечатать

0 прокомментировали

Поделиться в социальной сети

Фрагмент русской новогодней открытки

Дмитрий Волчек

Дата публикации: 18 июня 19:30

В1987 году я познакомился в Москве с замечательной старушкой Лией Самуиловной Киссиной. Она работала в журнале "Советская музыка" и, узнав, что я приехал из Ленинграда, первым делом спросила, понравилась ли мне последняя симфония Андрея Петрова. Вопрос застал меня врасплох, и разговора о советской музыке не получилось. Да и не за этим я пришел: меня интересовала папка, в которой 70 лет хранились рукописи отца Лии Самуиловны – поэта Муни, ближайшего друга Владислава Ходасевича. Отца Лия Самуиловна не помнила – он застрелился в 1916 году, когда ей было шесть лет. Возможно, одной из причин мучившей его депрессии стала судьба дочери: Лия Самуиловна была калекой от рождения, не могла ходить. Матерью Л. С. была младшая сестра Валерия Брюсова. В отличие от Брюсова, Муни почти ничего не опубликовал при жизни и остался в истории литературы благодаря знаменитому очерку Ходасевича, вошедшему в книгу "Некрополь". В одной из главок Ходасевич упоминал пьесу Муни "Обуреваемый негр" –  трагедию "довольно дикого содержания". Рукопись у Лии Самуиловны сохранилась (правда, Ходасевич ошибся – называлась пьеса "Месть негра"), и вскоре я ее опубликовал в журнале "Театральная жизнь". Трагедия в самом деле была вполне дикая: Обуреваемый Негр в красных помочах и с огромным барабаном появлялся в разных местах – отдельном кабинете ресторана, магазине дамских платьев и шляп, на мостике через Зимнюю Канавку и, потрясая кулаком, орал: "Я вам отомщу!" В конце представления звучало известие, что негра раздавил трамвай.

Написана "Месть негра" была в 1908 году, через 12 лет после премьеры "Чайки", так что в архиве тишайшей сотрудницы журнала "Советская музыка" хранилась удивительная вещь: первая пьеса театра абсурда.