Михаил Евзлин– Мой отказ от биографии вполне принципиален, он соответствует семиотическому методу – должен быть прежде всего текст. Возьмем любой древний текст: например, Гомера. Что вы о Гомере знаете? Даже сомневаются в его существовании. И то, что отсутствует биография – это даже лучше. Есть текст, и никакая биография вам не мешает воспринимать текст как таковой. Любой человек, который умеет обращаться с интернетом, может найти в Википедии биографию Бахтерева, на сайте "Гилеи" есть линки на его воспоминания. Поэтому я не считал нужным затемнять двухтомник биографическими данными, которые сами по себе ничего не значат. Вот родился он, затем, чтобы как-то выжить, вместе с Разумовским написал пьесу "Полководец Суворов". Одним словом, у Бахтерева, строго говоря, биографии нет. Он любил собак, он всегда держал у себя дома пять дворняжек. Мне рассказывал Борис Констриктор, мой друг, который был хорошо знаком с Бахтеревым, что у него дома были цветы, деревья в кадках и пять собак серо-песочного цвета, которых он подбирал на улице. Вот этот биографический факт мне лично симпатичен в высшей степени, потому что я сам люблю животных. И дальше, разумеется, работа, чтобы выжить, в качестве советского писателя, а тайно он писал, постоянно переписывал свои замечательные уникальные стихи, свои миракли. Если кто-то желает написать его биографию, пусть пишет. В предисловии к этому двухтомнику заявлено, что все издание строится не на текстологических и филологических, а на семиотических принципах. То есть лицо писателя выделяется из текста. Текст есть основное, а в каких обстоятельствах писал и так далее – это меня абсолютно не интересовало. Вот вышел том Введенского, "Всё" называется. Где-то 250 страниц – это тексты, и еще 300 страниц – вся эта болтовня, протоколы и прочее. Какое это отношение имеет к поэзии, все эти протоколы, все эти воспоминания, как правило, лживые? И сам автор тоже не всегда искренен. Это мое глубокое убеждение, что биография должна быть отделена от текста. Текст не должен затеняться и замутняться биографией, которая всегда сомнительна и принадлежит к неверной стихии памяти.
– Вы пишете о том, что у Бахтерева "нет ни одного окончательно зафиксированного текста". Почему он ничего не завершал?