Когда к производству пространства подключились городские власти и ГГК, ситуация на рынке недвижимости изменилась. В утвержденных Градостроительной комиссией Нью-Йорка границах нового «района особых правил зонирования мидтауна» разрешалось строительство больших зданий, высота и площадь которых по ранее действовавшим на Вест-Сайде правилам были бы недопустимы. Кроме того, в Вест-Сайд была перенаправлена часть субсидий, которыми ранее пользовался Ист-Сайд. В результате цены на землю в непосредственной близости от проекта на 42-й улице с 1983 по 1984 год выросли вдвое. Поскольку срок действия самых щедрых субсидий на строительство на Таймс-сквер был ограничен 1988 годом, девелоперы поспешили подать свои проекты Комитету по строительству. Владельцы же запаслись терпением, чтобы продать в последний момент. Ради ускорения процесса ГГК воспользовалась своим правом на принудительное отчуждение частной собственности и принялась конфисковать и объединять частные владения по 42-й улице между Седьмой и Восьмой авеню – в квартале, где немало старых театров. Среди мер по привлечению инвестиций были и списание государственных закупок, и оценка земельных участков, и налоговые послабления; общие льготы только на приобретение земли составили порядка 100 миллионов долларов. К 1987 году финансовые привилегии привлекли две частные девелоперские фирмы: Prudential Insurance Company of America и Park Tower Realty, во главе которой стоял девелопер, лично отобранный мэром Нью-Йорка Эдвардом Кохом. Архитектору Филипу Джонсону был поручен авторский проект двух офисных башен. План по созданию еще одного офисного района в мидтауне устраивал, по мнению архитектурного критика Ады Луизы Хакстабл (
Но все это было в 1980-х. За пятнадцать лет, которые потребовались, чтобы планы приблизились к реализации, движение за сохранение исторического облика успело пересмотреть и изменить принципы, по которым теперь определялась историческая ценность городских пространств. Теперь, какой бы мишурной ни казалась Таймс-сквер, ее защищали как произведение общественного искусства. Как и в случае с предоставлением статуса достопримечательности, споры велись главным образом вокруг эстетических вопросов: общественные деятели, вступавшие с критикой проекта реконструкции Таймс-сквер, сосредоточили свое внимание на размере и дизайне башен, а также отмечали необходимость сохранить характерные неоновые вывески и гигантские рекламные панели. И хотя планы строительства 370 тысяч квадратных метров офисных помещений вызывали теперь только усмешку, против необходимости переустройства этой части центра города выступали лишь единицы.
В течение следующих трех-четырех лет офисные башни оставались на бумаге в ожидании согласия корпораций, готовых в них заселиться. Однако проект небоскребов продолжали критиковать. Ведущая организация по охране исторического наследия – Муниципальное общество искусств – заняла однозначную позицию и провела громкую кампанию против крупномасштабного строительства на Манхэттене. В результате высотность снизили. Затем были внесены изменения, призванные сгладить ощущение, что проектировщики пренебрегли гением места Таймс-сквер. Тем не менее, вопрос о том, может ли организация «Проект реконструкции 42-й улицы» игнорировать то или иное ограничение по собственному выбору, оставался открытым. Особенно острую дискуссию вызвало требование сохранить неоновые и электрические вывески, которые уже много лет использовались для рекламы на площади. Если не сами здания, то этот пестрый антураж должен был обеспечить сохранность суетной атмосферы Таймс-сквер. Бегущая строка «Нью-Йорк таймс», огибавшая по периметру Таймс-тауэр на 42-й улице с 1928 года, теперь стала объектом, охраняемым государством, хотя само здание предполагалось снести и построить новое. Как пишет Хакстабл (