Купель дьявола

Больше всего я боялась, что Марич увяжется за мной – органы привыкают открывать все двери с ноги, – но, к счастью, этого не произошло. Капитан бережно взял мои пальцы и заглянул в глаза.

– Я оставлю вам свой домашний телефон, Катя. Если надумаете… Если вспомните что-нибудь… Если появятся какие-нибудь подозрительные люди – звоните.

Он вынул из кармана сложенный вдвое тетрадный листок. Н-да, здесь ты как-то не рассчитал, капитан. В комплекте с таким пижонским пальто и с таким пижонским кашне обязательно должна идти еще и визитка. Золотое тиснение на черном фоне. И латинский шрифт, а не какая-нибудь рабоче-крестьянская кириллица. Я спрятала бумажонку в карман, даже не развернув ее.

– Я все-таки думаю, что убийство вашей подруги каким-то образом связано с делом Быкадорова. С пропавшими экземплярами коллекции. Возможно, она что-то знала. Возможно, догадывалась, где может находиться похищенное.

– Я не думаю…

– Пока мы не поймем причину, пока не вычислим мотив, мы не сможем очертить даже примерный круг подозреваемых.

– Следователь сказал мне, что Жеку убил явно не профессионал.

– Это не меняет дела. Профессиональный вор может и не быть профессиональным убийцей. Это разные специальности.

Марич кивнул и, еще раз с сожалением взглянув на меня, повернулся и быстро пошел по аллее.

– Капитан! – окликнула его я. – Капитан, неужели никаких улик?

– К сожалению. Вплотную к стройке подходит асфальтированная дорога, и большой участок забора выломан. Вероятно, труп… – он смутился. – Вашу подругу привезли к стройке на машине, проникли на стройку через дыру в заборе и уже там избавились от тела. К тому же ночью шел дождь и след тормозного пути, даже если он был, просто смыло.

– А если бы сторож не напился в стельку?

– Это самая удаленная точка стройки. Очень удобное место для подобных вещей… Удобнее не придумаешь.

– А нож?

– На ноже нет никаких отпечатков. Преступник об этом позаботился.

– А вы говорите – не профессионал.

– Это же элементарные вещи, Катя. Вы бы тоже об этом позаботились.

– Но почему он оставил в карманах ключи и квитанции… Почему не забрал их или не уничтожил?

– Я думаю, он сам расскажет нам об этом. Когда мы его задержим.

– А вы думаете, что задержите?

– Надеюсь… Мне очень понравилось это кафе. «Пират». Вы часто там бываете?

– Случается.

– До свидания, Катя. Звоните мне, если что.

– Непременно, капитан. Вы тоже держите нас в курсе – если что-нибудь прояснится…

– Конечно.

Со спины он совсем не походил на следователя. Завидный молодой человек завидной внешности, недося-гаемь я мечта любительниц интеллектуальных боевиков, крепкий орешек, орел юриспруденции. Забавно было бы представить меня и его в одной койке. Мент и преступница, синхронно покачивающиеся на волнах оргазма.

* * *

Лавруха на неделю уехал в Финляндию.

Вернее, просто сбежал, мотивируя это тем, что ему нужно подправить пошатнувшиеся нервы. Дети перебрались ко мне и сильно скучали по матери. Так сильно, что каждый вечер мне приходилось укладывать их рядом с собой. Катька-младшая ждала выходных, она все еще надеялась на то, что боженька отпустит маму к нам в гости. Лавруха-младший не ждал ничего, он просто перестал разговаривать. Катьке приходилось отдуваться за себя и за брата, но она быстро освоилась с ролью синхронного переводчика с Лаврухиной окаменевшей грусти.

Мой дом наполнился маленькими ботинками и комбинезончиками, старенькими футболками и пижамками, Катькиными потрепанными куклами и Лаврухиными роботами-монстрами. По утрам я, кляня все на свете, варила «Геркулес» на молоке и тащила полусонных малышей в детсад. Благо, Снегирь оставил мне свой «Фольксваген» с криво написанной от руки доверенностью. Без «Фольксвагена» я бы просто подохла, сошла бы с дистанции на первом же круге: я ежедневно два раза моталась в купчинский детсад и обратно к себе на Васильевский. А в промежутках между детсадом и домом были переговоры с художниками – галерея должна была, обязана была работать.

Первые же выходные я восприняла как подарок небес. Без задних ног продрыхнув до двенадцати, я после обеда отправилась с детьми по магазинам. Они стойко переживали утрату, сами не осознавая того, они заслужили Барби с кукольным набором для верховой езды и конструктор «Лего».

Но когда я накупила им ворох бездарных игрушек, Катька отвела меня в сторону: в их маленьком детском правительстве она заведовала дипломатическим корпусом.

– Тетя Катя, Лаврик говорит, что ничего не надо, – тихим голосом сказала она.

– Чего – не надо? – я вопросительно посмотрела на Лаврентия, который хмуро ковырял ботинком пол.

– Ничего. Не надо никаких игрушек. Он хочет, чтобы вернулась мама. Он никогда ничего не будет просить и плакать не будет. Он даже солдатиков не попросит. Он дал честное слово. Только пусть она вернется…

– Она не вернется, Катька, – сказала я. Жестко, может быть, даже излишне жестко. Но я была сторонницей горькой правды. Даже для пятилетних детей.

– Я знаю, – Катька подняла на меня полные слез глаза. – Она умерла… Но может быть, она все-таки приедет и заберет нас?