– Конечно. Это ведь еще и маленький этнографический музей, Катрин.
Ну конечно, одинокая центральная часть триптиха, которой так фанатично предан Херри, нуждается в подпорках. Немного найдется дураков, чтобы тащиться сюда с побережья только ради одной картины.
Не дожидаясь Херри, я толкнула дверь и вошла вовнутрь.
Этнографический музей, Херри прав.
Безжизненные стены, безжизненная утварь, огороженная тонкими белыми канатами, аккуратные таблички под каждым предметом, температурные датчики. Все стерильно, даже воздух. Никакого присутствия жизни. Я сразу поскучнела, я ненавидела этнографические музеи. Еще со времен одного моего поклонника из скульптурной мастерской, свана по национальности. Сван регулярно таскал меня на площадь Искусств, в Этнографический. Там, на втором этаже, в грузинских залах, он тыкал в кувшины, вязаные сапоги читеби и бурки. Я должна была полюбить все это, но так и не смогла…
– Это типичный голландский дом конца пятнадцатого века, – забубнил за моей спиной Херри-бой.
– Да ладно вам, Херри. Я же не платила за экскурсию.
– Вам неинтересно?
– Не могу сказать, чтобы я была в восторге. Лучше скажите мне, в этом доме кто-нибудь жил? Тогда, в пятнадцатом веке?
– Нет… мы воссоздали его. Но это очень точная копия…
– Не сомневаюсь. Даже ваша берлога выглядит куда эффектнее. Вот если бы вы показали мне что-нибудь настоящее… Идемте отсюда, Херри!
Я первая выскочила наружу и уселась на ступеньках в ожидании Херри. Его не было несколько минут – ровно столько, сколько нужно было, чтобы проглотить обиду. Наконец появился и он. И тоже присел рядом.
– Вы очень странный человек, Катрин.
– Ничего не поделаешь.
– Теперь я даже не знаю… Я боюсь показывать вам Лукаса Устрицу.
– Почему? – я удивленно вскинула брови.
– Одно ваше присутствие… Ваше пренебрежительное отношение ко всему – оно может оскорбить его.
– Успокойтесь, Херри. Это всего лишь картина. Не думаю, что она начнет топать на меня ногами. И указывать на дверь.
– Это не просто картина. Это живое существо, оно живет своей жизнью, оно видело гораздо больше, чем мы с вами, гораздо больше знает. И уже одним этим заслуживает как минимум почтение.
– Я не спорю, Херри. Я постараюсь быть почтительной.
Херри-бой поднялся со ступенек и побрел вдоль улицы. Я последовала за ним. Пятнадцатый век оказался мишурой, оберткой от конфеты, грандиозным обманом. Херри, так преданный ему, оказался не в состоянии его воплотить. Все очень просто, Херри-бой, живая плоть – вот чего тебе не хватает. Если бы ты спал с женщинами регулярнее, чем ездил на побережье, если бы ты напивался вдрызг в кабачке «Приют девственниц», если бы ты почаще гонял на велосипеде и пару раз свалился бы с моста – тебе было бы проще. Но ты ограничил себя мертвыми, хотя и прекрасными, предметами, и от этого не выиграл никто…
– Эй! Херри! Подождите! – заорала я, но Херри-бой даже не обернулся.
Я догнала его уже в самом конце улицы.
– Вы хотели увидеть настоящее, Катрин, – бросил он. – Здесь есть настоящее. Единственный дом, который уцелел при наводнении. Мы не трогали его, все осталось так, как было.
– Отлично. Там и хранится картина?
– Что вы! Картина требует специального помещения, собственного температурного режима и вентиляции. Сырость ей противопоказана. А дом, о котором я вам говорил, принадлежал Рогиру Лонгтерену, торговцу рыбой. Лукас снимал у него верхний этаж под мастерскую. Это была его последняя мастерская. К сожалению, она не сохранилась. Остался только первый этаж, там, собственно, и была рыбная лавка.
…Теперь Херри-бой взял инициативу в свои руки: он первым вошел в остов двери, украшенной порталом: так вот откуда его реставраторы черпали вдохновение! Полустертый, изъеденный морем камень еще хранил очертания сказочных морских чудовищ. Я могла поклясться, что некий Рогир Лонгтерен никогда не вытаскивал их из своих сетей.
Я прошла следом. Никакой утвари, никаких стекол в узких высоких окнах, только камень и свинцовое небо над ним – вместо крыши. Я коснулась пальцами стены – и она тотчас же откликнулась: так откликается на прикосновение тело человека.
Мне стало не по себе. Эти стены действительно помнили многое. Я резко отдернула руку и обернулась к Херри-бою.
Он улыбался, довольный произведенным эффектом.
– Ну как? Это настоящее, Катрин?
– Да. Это настоящее.
– Картина здесь, рядом.
Я покинула призрак рыбной лавки Рогира Лонгте-рена с легким сердцем. Я оказалась не готова к декорациям позднего средневековья.
Сразу же за скелетом дома я увидела еще одно здание: оно было выстроено совсем недавно, ничего общего с остальной архитектурой острова, самый обыкновенный куб со сферической крышей. Куб был сложен из кубов поменьше: пористый известняк, сохраняющий почти человеческое тепло. Херри-бой открыл дверь ключом: похоже, это были единственные двери на острове, которые запирались.
– Только осторожно, – шепнул мне он.
– А что такое? – таким же шепотом спросила я.
– Картина устает от посторонних.
– Надо же, какая капризная!..