Купель дьявола

Взобравшись на самую верхнюю ступеньку, Херри-бой снял со стеллажа огромную папку: именно в таких папках художники обычно хранят этюды и наброски. Он раскинул папку на полу, и я увидела огромные фотографии центральной части картины.

Фотографии совсем не пугали меня – они были лишены мистической притягательности, которой обладала плоть самой картины.

И – главное – они были безопасны.

Я с удовольствием принялась рассматривать их – за клеткой фотографического объектива Зверь оказался не страшным и совершенно ручным. Из всех его семи голов больше не проглядывало человеческое, и мысль об оправдании греха больше не приходила ко мне в голову. Я легко распознала в очертаниях фигур и в складках пейзажа некоторые босховские мотивы. Вот только у Лукаса Устрицы они были более изысканны.

– Я фотографирую картину уже десять лет, – с готовностью поведал мне Херри. – И каждый раз обязательно нахожу что-нибудь новое.

– Может быть, вы от природы не очень внимательны? – улыбнулась я.

– Нет, я очень внимателен. Очень, – оборвал меня Херри, и в его голосе послышался металл.

Так, все понятно, его любимую картину не стоит задевать, так же, как не стоит задевать любимых женщин.

– Извините, Херри…

– Вот, посмотрите, – он разложил передо мной несколько совершенно одинаковых на первый взгляд фотографий.

– Что, игра «найди десять отличий»?

– Я не понимаю, о чем вы говорите… Это фотография, которую я делал семь лет назад, – он ткнул в первую и сразу перешел ко второй. – А это фотография пятилетней давности. Еще одна – лето 1997 года, промежуточные стадии я специально пропустил. Вы видите, Катрин?

Ничего особенного я не заметила, о чем честно призналась Херри-бою.

– Вот здесь, в подбрюшье Зверя… Сравните.

Мне совсем не хотелось заглядывать в пах числу 666, и я лишь мельком, из уважения к исследовательскому пылу Херри, взглянула на фотографии.

– Не могу взять в толк, о чем вы говорите, Херри…

Он оставил в покое полотнища общих фотографий и перешел к другим – точно такого же размера. На них были увековечены детали: Зверь, поднимающийся из пучины.

Теперь изображение приблизилось. Херри выложил передо мной все три фотографии – строго в хронологическом порядке: 1992, 1995 и 1997 год – именно эти цифры были выведены маркером в правом верхнем углу фотографий.

Только теперь я поняла, что он имеет в виду.

Зверь поднимался из пучины.

За семь лет его тело заметно удлинилось. Этот анимационный эффект заставил меня похолодеть. Я не могла понять причин страха, они не крылись в моем почти стерильном разуме, они перли из подсознания.

– Вы видите, Катрин? – прошептал Херри, и я вздрогнула. – Вы видите?

– Да. Теперь вижу.

– Он поднимается. Я тоненько хихикнула.

– Что вы хотите этим сказать, Херри?

– Ничего. Только то, что он поднимается.

– Это… Это просто мистификация, вы ведь не станете утверждать, что… – на этом месте я споткнулась и замолчала.

– Это не мистификация, Катрин…

– Но этого не может быть, согласитесь, Херри, – я обшарила глазами фотографии. – Этого просто не может быть. Картина – законченная вещь. Как она может двигаться внутри себя самой?.. Просто дичь какая-то. Вы показывали кому-нибудь эти снимки?

– Нет.

– Почему? – Здесь, в отдалении от картины, имея на руках лишь ее бледный фотографический отпечаток, я могла позволить себе снисходительную смелость.

– Кому я могу показать это, Катрин? Мне просто не поверят. Меня заподозрят в шарлатанстве. Но, клянусь, в этом нет никакого шарлатанства. Я просто фотографирую, и все. Я изучаю картину. Хотя до сих пор не изучил… Я знаю только одно: это нечто большее, чем просто картина.

Огонь в камине ярко вспыхнул, я вздрогнула и недоверчиво рассмеялась.

– Не говорите чепухи, Херри!

– Но вы же сами видите…

– Я вижу несколько профессионально сделанных фотографий. Возможно, это просто монтаж… Херри-бой протестующе поднял руки.

– Честное слово, я просто фиксировал картину на пленку. В течение последних десяти лет… А семь лет назад начались все эти изменения…

Черт возьми, кто-то из нас двоих все-таки должен мыслить здраво!.. Подумав несколько секунд, я взяла функции здравомыслящего человека на себя.

– Как вам вообще пришла в голову мысль с такой завидной периодичностью фотографировать картину, Херри?

Передо мной замелькали шерстяные темно-красные носки: Херри прошелся по комнате, вытащил из пузатого резного шкафчика распечатанную бутылку бренди и плеснул его в стаканы. Это было именно то, чего мне не хватало: невозможно слушать бредни Херри-боя на трезвую голову. Я махнула янтарное пойло не глядя, но сам Херри пить не стал. Он зажал стакан в пальцах.

– Вы должны знать, Катрин… Вы же занимаетесь галереями. А ваш charming friend Bullfinch реставратор, ведь так?

– Допустим.

– Картину необходимо периодически фотографировать, тем более такую старую, необходимо следить за ее красочным слоем… Делать анализы, корректировать температурный режим… Это элементарные правила, Катрин.

Так вот, в какой-то момент я просто сравнил изображения. И увидел то, что видите сейчас вы. Все последующие годы я фотографировал изображение целенаправленно. Я видел, как она меняется.