– Да. Меняется, – я снова уставилась в снимки.
– Единственное, что. я могу делать сейчас, – это констатировать изменения. Больше от меня ничего не зависит, – Херри-бой выпил бренди крупными дрожащими глотками и снова наполнил стакан. – Еще бренди, Катрин?
– Конечно.
– Сейчас я исполняю роль привратника, апостола Петра с ключами. Но только не от рая… Вы понимаете меня, Катрин? – В глазах Херри-боя мелькнули искорки тщательно скрываемого сумасшествия, и я невольно отодвинулась.
– Вы скорее повивальная бабка, – я постучала согнутым пальцем по изображению Зверя, но Херри-бой не оценил моего юмора.
– Не нужно так шутить, Катрин… Что вы знаете об Апокалипсисе?
– Ничего. Я ведь атеистка, я говорила вам, Херри.
Отставив свой стакан, Херри на коленях подполз к папке и вытащил очередную порцию фотографий. На снимках был зафиксирован совсем другой фрагмент картины.
– Если верить Откровению Иоанна, Зверь появляется не один, – Херри-бой ткнул пальцем в фотографию фрагмента. – Этот снимок – последний по времени. Я сделал его совсем недавно, уже после возвращения из России…
Первого или второго возвращения? – едва не вырвалось у меня, но я вовремя сдержалась.
– Смотрите, Катрин. Вот тот, кто низвергает огонь с небес и «обольщает живущих на земле» поклоняться Первому Зверю. Так сказано в Книге откровений…
…Чудовище было отталкивающим: чешуйчатое тело, когтистые лапы льва, источенная язвами морда, острые и искривленные, как турецкие ятаганы, рога. От монстра исходил ослепительный свет; его направленные лучи падали на головы грешников.
– А теперь два предыдущих, – Херри подсунул мне еще два снимка. – Та же деталь картины.
Теперь я воочию видела эволюцию Второго Зверя, его превращение из агнца в монстра. На ранних по времени снимках свет, идущий от него, был мягким и ласкающим, он вползал в нестойкие сердца и обволакивал их.
– Это мистификация. Фотомонтаж. Я не верю вам, Херри.
Он схватил меня за руки и прижался к ним горячим лбом.
– Я бы тоже хотел не верить… Как бы я хотел не верить, Катрин…
Расшвыряв снимки по углам комнаты, Херри-бой снова ринулся к стеллажам и вытащил с самой нижней полки огромную деревянную шкатулку, больше смахивающую на ларец. Оттуда с величайшими предосторожностями была извлечена книга – настоящий фолиант в обгоревшем сафьяновом переплете. Под обложкой хранилось всего лишь несколько страниц, большей части книги не существовало. Аккуратно перевернув некоторые из них, Херри-бой нашел то место, которое искал.
– Это хроники жизни Лукаса ван Остреа, жизнеописание художника, оставленное его учеником Юстом Левеном. К сожалению, большая часть хроник не сохранилась: сама рукопись сгорела еще в семнадцатом веке. Почему остались именно эти листы – неизвестно…
– Провидение.
– Неизвестно, – еще раз с нажимом повторил Херри-бой. – Но что здесь есть, не относится к последнему периоду творчества… Скорее здесь все, кроме этого последнего периода, – тогда еще у Лукаса были ученики, тогда еще он не придумал свой удивительный состав красок, рецепт которого утерян теперь безвозвратно. Левей сопровождал Устрицу в Антверпене и Брюгге, и в нескольких других небольших городах. Там, где Лукас получал заказы. Левей покинул его перед тем как Устрица получил заказ на групповой портрет Корпорации стрелков в Мертвом городе. Можно сказать, Юст бежал от него. Юст не говорит об этом прямо, но это можно прочесть и между строк…
– Интересно, что они не поделили?
– Судя по тому, как это изложено у Левена, – в какой-то момент подмастерье стал смертельно бояться мастера. Вот это место, – Херри поправил очки и без всякого выражения прочел:
– «Я не могу постичь то зло, которое он несет за плечами… Я даже не могу назвать это злом. Скорее это Знание о Зле…»
– Это настолько же туманно, насколько лишено смысла, – сказала я. – У каждого человека существует свое Знание о Зле. Разве я не права, Херри? «Знание о Зле» можно заменить массой других слов. Например, интуиция, чем не синоним?..
Херри вздрогнул и едва не уронил книгу.
– Почему?.. Почему вы произнесли это слово, Катрин?
– Хорошо, если оно вам так активно не нравится, могу подобрать другие: любовь, ненависть, красота, уродство. Смотря что вы вкладываете в понятие «зло».
– Нет, – заупрямился Херри-бой. – Первой вы все-таки назвали интуицию.
– Ну и что?
– То, что у Лукаса Устрицы была нечеловеческая интуиция… Вы ведь знаете, Катрин, голландцы всегда сражались с морем. Нидерланды и есть «низинные земли». В тринадцатом, четырнадцатом и последующих веках нашу страну преследовали наводнения. Масса жертв, гигантские усилия, чтобы противостоять им. Последнее, самое крупное, было в 1953 году. Тогда дельта Рейна, Мааса и Шельды оказалась затопленной, погибло больше 1800 человек. И это 1953 год, учтите…
– Но какое отношение имеет к этому Устрица?
– Простите, я отвлекся. Пятнадцатый век, сплошные наводнения, жертвы, разрушенные города. Но Лукас Устрица ни разу не попался. Он уходил из города, а следом за ним устремлялась вода. Так считает Юст Левен, так считали те, кто после смерти Лукаса пытался преследовать его картины.