Купец и русалка

До появления Жукова праздники в аду проходили бестолково, шумно и не очень весело. Женщины на эти праздники не приглашались. Такова была воля «самого», который, однако, в насмешку, наверное, объявил главным адским торжеством Международный женский день Восьмое марта. Мол, хоть и без женщин, а праздновать – празднуем. Черти попытались играть в трансвеститов, наряжались дамами, девочками, куклами, однажды один, молодой, явился одетым, как Барби, другой – как Лолита с ракеткой под мышкой, но так как еды не умели готовить, а жрали сырое, перчёное, грязное, то праздники часто кончались скандалами, и все уходили, плюясь, сквернословя.

В этом году стало известно, что ожидается то ли залп Авроры, то ли свержение одного из Людовиков, и решено было приказать Жукову сделать на 8 Марта салат. Черти подвели пьяненького Ваньку, которого они считали наполовину уже своим и изредка рисовали ему на лбу синие рожки, к огромному костру и велели, не мешкая, жарить рябчиков. Ванька, который к старости сделался не в меру сентиментален, умильно сложил губы бантиком и с жалостью посмотрел на клетку, в которой бились пестренькие и ласковые птички.

– Соловэй, соловэй, пта-а-а-ашэчка! – запел он, фальшивя. – Канарэ-э-эчка! Жалобно поёт! Вот поёт и поёт, для чэго-о-о она поёт?

– Ты оперу не разводи, Аполлоныч, – сказали ему. – Давай жратву делай. А то, понимаешь, распелся не к месту…

– Ваше сиятельство, – забормотал Ванька, – за грехи тяжкие мне не то что у чертей – виноват, ваше сиятельство! – на кухне работать, мне за ими сортиры чистить, и то ведь за честь бы почёл. Вот ведь как! Ведь тварь я дрожащая, ваше сиятельство! Люсьенка меня за родного держал, к Полинке, дочурке его, даже сватали, а я его, бедного, я его, бедного…

Тут Ванька расплакался, разнюнился и, сворачивая рябчикам тёплые их шейки, совсем превратился в какую-то бабу.

– Иван, ты того… – сказал самый старший. – У нас тут не плачут.

– Неужли никто? Никогда? – У Ваньки сверкнули глазёнки. – Так рай-то у вас! А не там, где они!

И хотя он сделал весьма неопределенное движение зрачками наверх, черти отлично поняли, о чем идет речь, и завертели хвостами от волнения.