Купец и русалка

Была, да, такая святая. И, ставши христианкой, дала обет безбрачия. Но тут к ней посватались издалека. Какой-то король заслал сватов: лицо её было красивым настолько, что вся земля полнилась слухами. Король приказал сообщить, что корабль готов и он скоро пожалует. Тогда Либертата ушла в виноградник и долго молилась. И Бог ей помог. Наутро лицо Либертаты покрылось густой бородою. Отец (у неё был язычник-отец), немедля смекнул, что наделала дочка своею молитвой, и так обозлился, что предал её самой горестной смерти. Распял, как распяли Христа. Приехал жениться король, а невеста висит на кресте. Вся в крови, бородатая.

Татьяна Поликарповна совсем некстати вспомнила эту историю, глядя, как её муж снимает, кряхтя, сапоги. Хрящев же снял, кроме сапог, всю верхнюю одежду, оставив для приличия одну белую праздничную рубаху, в которой венчался, и, тихо ступая по ковру босыми широкими ногами, подошел к жене.

– Ну, будя бояться, – сказал тихо Хрящев. – Небось не медведь, не обижу. Не съем.

И поднял её, как пушинку. Донес до кровати. Тогда она сразу лишилась сознания. Купец испугался, позвали прислугу, кропили водой, свечи в доме зажгли. С тех пор эти обмороки начали происходить с Татьяной Поликарповной чуть ли не каждую неделю. Почти всегда это было связано с тем, что Хрящев приближался к ней с целью супружеской близости. Иногда Татьяна Поликарповна пересиливала себя, улыбалась ему бледными губами и, закрыв глаза, честно выполняла свой долг. Нельзя сказать, что это было большим праздником для обеих сторон. Хрящеву, не так уж хорошо знавшему женщин и вообще человеку застенчивому, казалось, что он мучает Татьяну Поликарповну, что вот-вот она побелеет, как снег, и вновь чувств лишится, поэтому он старался дотрагиваться до неё как можно мягче, всматривался в неё испуганно, и дело не доходило не только до каких-то там неземных, как говорят знатоки, наслаждений, а даже до самой простой телесной приятности. Но всё же дитя зародилось внутри, и тело Татьяны Поликарповны раздалось, раздобрело, как тесто, какое поставили в печь. Она из тростиночки, из одуванчика, летящего вместе с купцом Рябужинским навстречу огню неустанного вальса, вдруг стала большой, неуклюжей, мучнистой, с затравленным взглядом. Кому же охота такую любить? А кстати, откуда берутся русалки, которые ловят женатых мужчин? Откуда они? Неужели со дна? Но если женатый мужчина сидел и пил чай с женою, как он оказался у самого края реки или озера?

Стоя в мерцающей полутьме церкви и с ласковой грустью прислушиваясь к тому, как дитя ворочается внутри, словно борется с ветром, Татьяна Поликарповна молилась за то, чтобы роды прошли благополучно и ребёнок оказался здоровым, пригодным для жизни.

«А там поглядим, – думала она, сглатывая слезы. – Родится девчоночка. Начнёт подрастать. Заплету ей волосики… Поедем в коляске кататься за город, нарвём там ромашек… А может, Маркел тогда угомонится. Сейчас он тоскует, а как вот девчоночка к нему подойдет, скажет: «Здравствуй, папаша», так он и растает. А как же иначе?»

Служба закончилась. Купчиха Хрящева вместе с другими прихожанами вышла из церкви. Повеяло свежестью осени, ровным дыханием её, и какая-то птица, клюющая крошки, вдруг вскрикнула радостно и улетела.

«Кого она, глупая, так напугалась? – подумала Хрящева. – Чего все боятся всегда? И люди друг дружку, и детки родителей, и жёны мужей? Вот и я ведь боюсь».

Сглотнула опять подступившие слёзы.

Тяжело вылезая из коляски, она почувствовала, как ребёнок, сильно ударив её ножкой в левый бок, вдруг словно застыл и к чему-то прислушался.

– Скорее бы уже народилась ты, доченька, – прошептала Татьяна Поликарповна, твердо почему-то уверенная, что дитя её непременно окажется девочкой. – Терпеть мочи нет, заждалась.

На половине свекрови еще горел свет и двигались тени: должно быть, пришли в гости странницы и ждут угощения. Увидев в маленькой гостиной шляпу своего мужа, ту самую, в которой он непонятно куда отправился утром пару дней назад, Татьяна Поликарповна перекрестилась под шалью и, стараясь ступать как можно бесшумнее, прошла прямо в спальню.

Муж, крепко привязанный к кровати, сидел на полу, свесив растрепанную голову. При виде Татьяны Поликарповны он немного смутился:

– Пришла? Наконец-то. Давно тебя ждал.

– Что ты на полу? – прошептала она.

Хрящев ответил не сразу. Смущение его, однако, почти прошло.