Курама

Один раз меня очень, очень сильно разозлили. Мне предложили надеть броню штурмовика, поменявшись экипировкой с каким-то лисом. Нет, логически я все понимал — мои двести единиц просто нельзя сравнивать с пятьюдесятью единицами штурмовика, но это не значит, что его надо раздевать! А когда я узнал, что меня вообще планировали оставить в тылу, для обучения, я чуть не избил командующего армией. Меня остановила Нова, она же проследила, чтобы я выполнил полный комплекс дыхательных упражнений для успокоения нервов. Но добила меня Алика, которая на коленях просила меня не отказываться от дополнительной защиты. Я тогда впервые в жизни растерялся настолько, что замер, совершенно не зная, что делать.

Я все-таки согласился, правда, попросил Алику больше так никогда не делать. Я почувствовал себя настоящим уродом, эгоистом, которому плевать на других, и хоть во взгляде лисицы я не видел ничего, но я понимал — она не просто так это сделала. Она лично следила, как на мне собирают штурмовую броню, помогала мне закрепить ножны с мечом, кобуру, показывала, как снимать и вешать на заспинные зацепы штурмовую винтовку. Объясняла, как пользоваться интерфейсом шлема, что означают те или иные надписи или пиктограммы. Помогала освоиться, все-таки странно понимать и ощущать, что теперь ты весишь добрые полторы сотни килограмм, но при этом способен прыгнуть на два метра вверх, бежать со скоростью автомашины и сгибать руками штанги. Правда, я все равно ощутимо потерял в скорости реакции и подвижности — защищенность требовала усилить сочленения брони, а это не давало в полной мере использовать лисью гибкость.

Нова шла вместе со штурмовиками. Когда я вновь увидел ее, то уронил челюсть: и так тяжелую броню обшили дополнительными бронепластинами, на спину повесили здоровенный короб, от которого к двадцатитрехмиллиметровой автопушке тянулся рукав боепитания. В процессе испытаний выяснилось, что экзоскелет волчицы был способен выдержать длинную очередь из этого орудия, вот ей и вручили его вместо пулемета. Вкупе со щитом, ставшим заметно толще, Нова превратилась в самый настоящий танк, правда, теперь она не могла быстро бегать. Когда я обратил на это внимание, волчица лишь покачала головой. В какой-то момент я понял, что рассматриваю ее светло-бежевого цвета мех, желтоватые глаза, словно вижу ее в первый раз. Она, кстати, заметила мой взгляд и лишь вздохнула, после чего ушла в который раз проверять свое снаряжение.

Я встретил экипаж Жозена, но разговора не вышло — лисы боролись со своим же танком, пытаясь «уговорить» его поработать еще немного. Длительный марш плохо сказался на многотонной машине, и даже я услышал странные звуки в работе двигателя. Гусеницы выглядели сильно изношенными. Перекинувшись парой слов, и поняв, что настроение у танкистов, мягко говоря, не очень, я предпочел ретироваться.

Я бродил по взбудораженному лагерю, чувствуя витающее в воздухе напряжение — казалось, его можно было резать мечом. Я ловил себя на мысли, что хочу, чтобы все это оказалось сном, я проснулся, а прошло не почти шесть безумных месяцев, а стандартная неделя, требующаяся мне для восстановления. Но в то же время сама возможность закончить все одним ударом была для меня невероятно соблазнительной.

День прошел, и теперь я лежал на полу, на тонком матрасе — койка не выдерживала веса штурмовой брони. Меня клонило в сон, но я пока отгонял его, пытаясь понять, что же меня беспокоит. Какая-то мелочь зудела на краю сознания, заставляя напрягаться и чувствовать себя неуютно. Словно я что-то пропустил. Словно мы все что-то упустили из виду, и это что-то было невероятно важным. Но что? Раз за разом я раздумывал над этим, и не мог ничего понять. Вконец утомленный, я уснул, как обычно, без сновидений.

Вскочил я от грохота артиллерии где-то вдалеке, спустя мгновение взревели двигатели техники. Было еще темно, судя по часам в спешно натянутом шлеме — четыре сорок семь утра. Я проверил, все ли на месте, и выбежал из палатки.

Хаос — так можно было описать обстановку одним словом. Сотни, тысячи лис носились по лагерю, техника неслась сквозь лес, на них прямо на ходу прыгали солдаты, чтобы уцепиться и первыми попасть на новообразовавшийся фронт. Грохотала артиллерия, мимо, громко лязгая металлом, на своей максимальной скорости пробежала Нова. Один из танков остановился, волчица с трудом вскарабкалась на броню — и то мне и еще одному штурмовику пришлось помочь — следом на машину забрался я и еще два лиса в тяжелой броне, и машина рванула вперед.

Впереди мелькали вспышки взрывов — это установки разминирования пробивали в минном поле проходы. Мины… самое ненавистное мною оружие. Маленькие, прячущиеся под землей, они были смертоносны, но в то же время дешевы. Ими можно было засеять огромную территорию, делая ее непроходимой, и лишь тральщики могли проложить дорогу сквозь поле смерти, да саперы. Среди последних смертность была ужасающей.