Курама

Удар прикладом — голова волка лопается, словно переспелый арбуз, точно так же во все стороны летит что-то красное. Очередь, и пули прошивают сразу нескольких противников, я перезаряжаюсь, так как магазины из-за больших патронов являются двадцатизарядными. Не успев нажать на кнопку затворной задержки, я с размаху бью кулаком в морду очередного солдата. Нос с челюстью взрываются осколками костей и ошметками шкуры и плоти, а я уже стреляю снова. По броне бессильно стучат пули, один волк обломал об меня свой двуручный меч.

Лишь убедившись, что рядом никого из противников нет, я посмотрел на часы и понял, насколько я устал, как физически, так и морально.

Часы показывал десять тридцать семь утра.

К полудню бывшую вторую линию обороны заняли лисы, вытеснив противника. Я в каком-то ступоре понимал, что беспрерывно бился в ближнем бою несколько часов подряд. Моя броня была исцарапана, избита попаданиями, я расстрелял весь боекомплект к винтовке, револьверу, лезвие меча было покрыто зазубринами. С отвращением я понял, что странные розоватые комки на бронированных перчатках — это выбитые мощными ударами мозги.

— Такими темпами до самой ставки доберется только четверть войск, — пробормотал Джоран, лис-штурмовик, с которым я прорывался. Энира, лисица-штурмовик, третья в нашей группе, не пережила первое наступление — в нее в упор выстрелили из противотанкового гранатомета.

— Не забывай, с противоположной стороны наступает еще одна армия, — Нова уже успела влиться в коллектив, и к ней относились скорее как к очень большой лисице. Это было странно, особенно по причине того, что наиболее простые из лисов уже открыто за ней ухаживали.

— Там ситуация не лучше, чем у нас, — Джоран отмахнулся, с отвращением посмотрел на питательный батончик. Аппетита не было ни у кого, хорошо хоть, среди двух армий не было новичков, не считая меня — только ветераны.

— Когда вторая фаза наступления? — я с помощью наручного пульта вывел карту, точно такую же, какой пользуются командующие. Судя по множеству линий и значков, мы завершали перегруппировку, а до ставки оставалось около двадцати километров. Ками, мы за четыре часа прорвались на двадцать километров вглубь! Я не думал, что темп наступления будет настолько высоким!

— Скоро, закончится перегруппировка, и снова в бой. Правда, вряд ли мы на этот раз прорвемся так же далеко, до сих пор мы воевали с мясом и временными укреплениями, — Нова зачем-то посмотрела в сторону ставки, хотя увидеть она чисто физически ничего не могла — местность была холмистой.

— На старых картах тут — густой лес и даже болота, — пробормотал один из солдат, лис с черным мехом. У него отсутствовал кончик уха, причем отстрелили его недавно.

— Выкорчевали, осушили, прошлись огнеметами и химией, чтобы ничего больше не выросло, — Нова пожала плечами. — Стандартная тактика.

— Отвратительно, — пробормотал черный лис и, обняв автомат, затих.

Спустя час мы все как один встали на ноги и выбрались из окопов. Пехотинцы приготовились к марш-броску через простреливаемую территорию, мотострелки грузились в БТРы, танки выстраивались для прорыва. Началась артподготовка.

Снова мы рвались вперед, получая десятки попаданий, но на этот раз нам повезло меньше. Из-за чрезмерно плотного огня мы были вынуждены залечь и буквально вкопаться в землю, танковые соединения начали маневрировать, перегруппировываясь для прорыва. За ними собирались рвануть вперед БТРы, менее мобильная пехота должна была подтянуться чуть позже.

К концу дня нам удалось продвинуться всего на шесть километров, и к этому моменту мы потеряли треть всей бронетехники и личного состава. До ставки оставалось четырнадцать километров огня и смерти. У нас оставалось три дня.

Ночь была лишь чуть менее беспокойной, чем день. Постоянно стреляли, иногда громыхала артиллерия, оправдывая свое звание бога войны. Отряды разведчиков изучали следующую линию обороны, командование не спало, делая корректировки плана наступления. Я встретил Алику, что возглавляла особый снайперский взвод — отряд таких же, как она, лисов, неспособных испытывать эмоции, а потому без труда стреляющих точно в цель, даже когда вокруг них рвались снаряды и десятками умирали товарищи. Лисица была уставшей, многочисленные царапины и раны от шрапнели были перетянуты бинтами. Ее глаза были красными от напряжения и пыли.

Нова пока была цела, хоть броня и была порядком избита, как и щит. По ней стреляли из гранатометов, пытались убить противотанковыми ракетами, но ей пока везло. От гранатометов она уворачивалась — в отличие от «толстяков» она держалась позади, предпочитая быть тяжелой огневой поддержкой — а ракеты при приближении к ней буквально сходили с ума, меняя траекторию, а то и вовсе взрываясь. Как объяснила волчица, ее броня была улучшена генератором активных помех.