Курама

Страшной новостью для меня стало известие о гибели экипажа Жозена, в полном составе. Танк получил несколько попаданий ракетами за короткое время и взорвался. Без шансов. В груди неприятно заныло, за короткое время я успел привязаться к этим лисам, а теперь их не было. Их танк стал для них братской могилой…

Я тяжело вздохнул, мотнул головой и попытался уснуть. Но у меня не получалось ровно до тех пор, пока ко мне не подсела Алика, я просто прижался к ней боком. С другой стороны с лязгом присела Нова, напротив — Джоран. В такой вот тесной группке мы и уснули.

Следующий день снова начался с артиллерийской подготовки, вот только снаряды рвались не с нашей стороны — мы наступали с юга — а с запада. Но в то же время с его началом вперед рванули танки, а я услышал противный свист минометных снарядов. Спустя несколько секунд нейтральную полосу затянул густой дым. Армия словно сорвалась с цепи, настолько быстро мы рванули вперед.

Каждый час мы прорывались вперед на километр, иногда меньше. До линии обороны от места нашей ночевки было четыре километра, но даже на таком расстоянии можно было легко умереть. Корректируемые снаряды, ракеты, как противотанковые, так и противопехотные, минометный обстрел — потери в технике росли. А ведь то тут, то там встречались окопы с засевшей в них пехотой, которые открывали огонь, стоило только лисам попасть в зону действия их оружия.

Каждый такой зачищали штурмовики. Просто спрыгивали в них, кидая гранаты, стреляя из тяжелых винтовок, а после — орудуя мечами, ножами, кулаками. У волков не было ни единого шанса против лиса, закованного в штурмовую броню — она не пробивалась в упор, а от противотанковых гранат штурмовик мог просто уйти, выпрыгнув из окопа.

За бронетехникой шла пехота, наши артиллеристы пытались подавить батареи противника контрбатом, но они были сами вынуждены постоянно менять дислокацию.

Но вот мы, наконец, добрались до предпоследней линии обороны, и тут же столкнулись с плотным подавляющим огнем. Пулеметы, пушки разного калибра, гранатометы, танки. Несколько рванувших вперед «Алебард» подорвались на минах, пришлось снова задействовать тральщики, что шнуровыми зарядами пробивали дороги.

Наступление развивалось поистине бешеными темпами. Нет, это было понятно еще в первый день, но только сейчас я осознал, что то был не просто случайный успех, а строго выверенный план. Похоже, волкам просто не хватало живой силы и техники, чтобы нормально организовать оборону, вот они и сдали первые линии. Если моя догадка верна, то последней — непосредственно перед ставкой — мы столкнемся со всеми имеющимися в распоряжении главного вожака силами.

Честно говоря, я снова не очень хорошо запомнил бой. Наверное, это работа подавителя, потому что если бы я помнил каждого убитого волка — а убивал я в основном в ближнем бою — я бы уже свихнулся. Ками, боги, кто там еще, а ведь я когда-то упивался всем этим… Насколько же сильно я нынешний стал отличаться от себя прошлого? Кьюби но Йоко был демоном, чудовищем, маньяком-убийцей, а лис Курама — просто солдат, который живет, но отнюдь не войной. И, если честно, я не хотел бы становиться прежним. Даже с учетом всей той силы, что была мне доступна тогда.

Потому что я видел войну не с высоты огромного девятихвостого лиса, а с позиции солдата. Да, закованного в прочную броню, с мощным оружием, но солдата. Все эти смерти, кровь, от которой перепаханная взрывами земля превращается в грязь, крики умирающих лисов. Пустые, безэмоциональные взгляды рядовых волков, пытающихся остановить тебя даже ценой своей жизни. И кровь, я был весь в этой липкой красной жидкости, а на перчатках красовались еще и более отвратительные ошметки мозгов. Честно, не будь подавителя, меня бы уже вырвало.

В какой-то момент штурмовики смогли пробить пару брешей в обороне противника и устроить хаос в тылах, и после этого наступление ускорилось еще больше. Техника подобралась максимально быстро, десант мотострелков рванул вперед, стреляя на ходу. Пехота наступала, подчищая недобитков и занимая территорию.

И вот, когда мы заняли линию обороны, а день начал клониться к вечеру, я с болью осознал, что прорываться, по сути, больше некому. Джоран погиб, пытаясь заставить замолчать спарку 35-мм автоматических пушек. Нова получила все-таки попадание из гранатомета, и только чудовищная живучесть, доставшаяся ей от медведей, позволила ей выжить — ее увезли в тыл так быстро, как только смогли. Алика лишилась руки, получила тяжелую рану живота, и ее тоже увезли, из всего ее взвода выжило четыре лиса, все с ранами. Я сам получил серьезную рану левой руки — бронебойный снаряд проделал дырку и размочалил мышцы, лишь каким-то чудом не раздробив кость. Но я не собирался отступать — у меня еще осталась правая рука, а системы штурмовой брони позволяли эффективно стрелять из штурмовой винтовки и так.