Курс молодого бойца

последние три года. Настроение у него было приподнятое и где-то

даже боевое. Он остановился перед стендом с газетами, рассмотрел

своѐ отражение, поправил причѐску и отдал себе честь. Репетируя

дебют, Шматко проникновенно произнѐс в пространство:

– Дорогая Мария, разрешите представиться… Прапорщик Шматко.

Я старый солдат, и я не знаю слов любви и… Чѐрт! Как там в этом

фильме?.

142

Внезапно ему на глаза попался лежащий на асфальте возле

медицинского пункта красивый букет.

– О-о! Точно! Цветы ж надо купить! – воскликнул Олег

Николаевич.

Он огляделся по сторонам и аккуратно поднял букетик. После

отряхивания и обнюхивания своевременной находки Шматко вынес

глубокомысленное заключение:

– Уже не надо!

У штаба старшина второй роты нос к носу столкнулся с майором

Колобковым.

–

Здравствуйте,

Виктор

Романович,

–

интеллигентно

поприветствовал он его.

Колобков кивнул.

– Здорово! Куда это ты такой нарядный? С цветами! Идѐшь

морально разлагаться?!

Шматко обиженно надул губы:

– Зачем вы так, Виктор Романович. У нас ещѐ до этого не дошло! И

вообще… Она девушка без вредных привычек!

– Ну, это пока с тобой не познакомилась, да? – рассмеялся

Колобков.

Он присмотрелся к букетику в руках прапорщика:

– Слушай, а ты где цветы брал?

Шматко не задумался ни на секунду:

– М-м… Купил!

Майор пробормотал:

– Наверное, на остановке… У бабки такой… в дождевике?

– Точно! У бабки!

– Ну ладно, – слащаво улыбнулся Колобков. – Позовѐшь на

свадьбу? Мы ж с тобой друзья?!

Шматко тоже изобразил улыбку.

143

– Конечно позову, товарищ майор!

Колобок неторопливо скрылся в штабе. Олег Николаевич

перестал скалить зубы, смачно сплюнул на асфальт и высказался от

души:

– Таких друзей за шланг да в музей!. Пиндюк!

Он поправил фуражку и заторопился в сторону КПП…

Свидание по объявлению было назначено в кафе. Прапорщик

Шматко прибыл ровно в семнадцать ноль-ноль, предвкушая и волнуясь.

Кафе оказалось детским. Но это его не смутило. Он взял наперевес

найденный букет и пошѐл в атаку… Атака захлебнулась в детских

воплях и гаме. В кафе был аншлаг. Огромное количество детей с

родителями сновало от прилавка к столикам и обратно. Дети играли и

орали как умалишѐнные. За одним из столиков, резко контрастируя с

окружающей средой, сидела девушка.

Прапорщик почувствовал себя полным идиотом. Но он всѐ же,

ядрѐна мать, был мотострелком! Поэтому не отступил. Тем более что

отступать обратно, в одинокую холостяцкую комнату, не хотелось

категорически…

Через час они практически даже нашли общий язык. Под третью

порцию мороженого и четвѐртый стакан сока душа Шматко раскрылась.

Он огляделся и проникновенно сказал:

– Здесь так здорово… Нет этих, знаете, пьяных ресторанных рож

по сторонам… Этих кабацких песен с блатотой. Очень мило, ѐ-моѐ! Мне

ведь, Машенька, все эти вредные привычки… выпивка, курево…

Девушка Маша была, как говорится, «на любителя». То есть не

блистала красотой и юным возрастом. Впрочем, и Олег Николаевич

тоже не претендовал на имидж мачо.

– Знаете, я всегда сюда прихожу… Кругом дети, и это меня

расслабляет, – произнесла она.

– И-и… меня тоже, – поддержал еѐ Шматко.

144

– У меня мама работала в детском садике. Она часто брала меня с

собой на работу, и я ей помогала. Укладывала детей спать. Горшки

выносила… – девушка мило смутилась.

Прапорщик светски поддержал беседу:

– А меня, между прочим, дети очень любят!.

Он повернулся к соседнему столику и улыбнулся первому

попавшемуся на глаза карапузу. Ребѐнок моментально разревелся, воя,

как сигнал боевой тревоги. Прапорщик тоже смутился, но виду не

подал.

– Может, ещѐ мороженого?! – ловко отвлѐк он внимание дамы.

– С удовольствием, – покорно кивнула девушка второй свежести.

Олег Николаевич направился к стойке.

– Ещѐ две порции мороженого, – заказал он и шѐпотом спросил: –

Скажите, а у вас с коньяком мороженого нет? Ну или с ликѐром!.

Кассирша уставилась на него, как на махрового извращенца, и

отрезала:

– Это детское кафе!.

Всѐ на свете рано или поздно заканчивается. Даже последняя

порция мороженого. Хотя Шматко она показалась бесконечной. Он

отложил ложку, поклявшись про себя до конца жизни завязать с эскимо

и крем-брюле. Возникло немного неловкое молчание. Потом Олег

Николаевич спросил:

– Скажите, Маша… А какая ваша самая заветная мечта?

Она слегка смутилась.

– Чтобы я когда-нибудь встретила… Подождите! Самая-самая?

– Да! – Шматко с романтическим придыханием взял еѐ за руку.

– Чтоб на Земле никогда не было войны! – прошептала Маша.

От неожиданности прапорщик мысленно сел на попу и подумал:

«…Ё… моѐ! !» Но вслух пробормотал:

– Так ведь это… Цель всей моей жизни! Я ж военный!

145

Маша мило улыбнулась, видимо, радуясь достигнутому

пониманию.

– Знаете, уже поздно… Вы не могли бы проводить меня домой?!

«Вот оно!» – обрадовался прапорщик. А вслух с намѐком сказал:

– Я не «могу»… Я «хочу» этого! Айн момент! – Он встал и опять