Они с Ганнистоном зашли в церковь на Первой улице и спросили у отца Ла-Прадо разрешения обратиться с алтаря к тем, кто пришел в храм в поисках убежища. Вместе с информацией Рик Хурадо передал им ключи от «мерседеса».
– Времени у нас мало. – Роудс подал машину назад, выровнял ее и помчался прочь.
Коди понял, от кого полковник узнал новость. Сказать ему, где Дифин, мог только Хурадо. Паренек начал разворачивать свой мотоцикл, но сообразил, что до Окраины от силы тридцать ярдов. От церкви на Первой улице его отделяло пятьдесят или шестьдесят футов. Если Хурадо в церкви, там и его сестра. Коди решил, что при желании может даже зайти внутрь. Неужто «гремучки» набросятся на него прямо в церкви? Увидеть потрясенную физиономию Хурадо! Игра стоила свеч. Кроме того, он был не прочь лишний раз взглянуть на Миранду.
Так или иначе, все шло вразнос, и момент казался как нельзя более подходящим для того, чтобы испытать судьбу. Коди включил мотор, взял курс на юг, и через несколько секунд колеса его мотоцикла запрыгали по асфальту Окраины.
Глава 46
Тик-так, уходит время
Кто-то брел сквозь дым, припадая на правую, согнутую в колене ногу.
– Пошли, Бегун! – крикнул человек и остановился, поджидая пса. Затем он двинулся дальше, к парадной двери дома Хэммондов на Селеста-стрит. Он принялся колотить в дверь, подождал и постучал снова. – Никого нету! – объяснил он Бегуну. – Вернемся домой или подождем?
Бегун тоже пребывал в нерешительности.
– Она может появиться, – сказал Сержант. – Она тут живет. – Он нажал на ручку двери, та открылась. – Есть кто дома? – прокричал он, но не получил ответа. Бегун обнюхал дверную раму и переступил порог. – Не ходи туда! Нас не приглашали! – запротестовал Сержант.
Однако у Бегуна были свои соображения, и он бодро забежал в дом.
Решение принято. Они подождут здесь либо девчушку, либо Хэммондов. Сержант вошел, захлопнул дверь и дохромал до комнаты, где на полу лежало множество книг. Читатель он был не ахти какой, но помнил книжку, которую читала ему мать: что-то про маленькую девочку, погнавшуюся за кроликом в глубокую нору. Он ударился больной ногой о стул и тяжело опустился на сиденье.
Бегун забрался к нему на колени. Так они и сидели в темноте.
Примерно в четверти мили от жилища Хэммондов Кёрт Локетт входил в двери родного дома. Ободранную до мяса левую сторону лица покрывала марлевая повязка, а ленты лейкопластыря на израненных боках удерживали пропитанный йодом тампон. В кузове пикапа Кёрт потерял сознание и очнулся, когда мексиканец уже тащил его в больницу, взвалив на спину, точно мешок с песком. Сестра сделала ему пару обезболивающих уколов и занялась ранами. Все это время он молол какую-то невнятицу о бойне в «Колючей проволоке». Сестра позвала Эрли Макнила, и Кёрт рассказал ему о полицейских машинах и людях из ВВС, которые ждали на шоссе 67. Пообещав дать полковнику знать, Макнил хотел отправить Кёрта в палату, но тот отказался наотрез. Вонь антисептиков и спирта слишком смахивала на резкий аромат «Кентукки джент», что напомнило ему о заблестевших в свете ламп мозгах Маккатчинса, и его стало мутить.
Он уже заметил, что мотоцикла Коди возле дома нет. Видно, смекнул Кёрт, мальчуган в общежитии. Кёрт никогда не боялся темноты, но пройти через первую комнату, когда образ обугленного существа, хлещущего хвостом, так и впивался в мозг, оказалось непросто. Однако Кёрт все-таки пересек кухню и порылся в ящике, отыскивая спички и свечу. Найдя один-единственный огарок и коробок спичек, он зажег свечку. Пламя разгорелось, и он увидел на коробке эмблему «Колючей проволоки».
Он обнаружил свидетельство того, что Коди был здесь: сын оставил на кухонном столе свечу на блюдце. Кёрт раскрыл холодильник, извлек бутылку виноградного сока, которого хватило всего на несколько глотков. Во рту все еще держался медный привкус крови, а десну в тех местах, где совсем недавно были зубы, дергало в такт сердцебиению.
Он зажег прилепленную свечу и забрал ее с собой в спальню. Его лучшая рубаха – красная ковбойка – валялась на полу. Осторожно поводя плечами, Кёрт натянул ее и уселся на кровать. Было адски жарко, по лицу катился пот.
Заметив, что маленькая фотография Сокровища на ночном столике перевернулась, он поднял ее и уперся взглядом в освещенное желтым неярким светом лицо. «Сколько времени кануло, – подумал он. – Пропасть».
Кровать манила. Она хотела, чтобы Кёрт забрался под влажное одеяло, свернулся клубком, прижимая портрет Сокровища к груди, и уснул. Ведь от сна до смерти всего-навсего шаг. Кёрт понял: этого-то он и ждал. Сокровище была там, в недоступном для него краю. Золотоволосая, с солнечной улыбкой, она всегда останется молодой – у него же каждый новый день будет отнимать еще толику сил и здоровья.