Кусака

– Пилот – тоже мужичок что надо, – сказала Тэмми, которая видела Тэггарта, когда тот заходил в «Клеймо» – они с Мэй Дэвис, разумеется, почувствовали, что им совершенно необходимы гамбургеры и кофе. – Видела бы ты, как эта дрянь Сью Маллинэкс крутилась по всему кафе! – по секрету сообщила Тэмми. – Срам, да и только!

Ида согласилась, что Сью – самая наглая стерва из всех, какие рождались на свет. А задница у Сью все растет да растет – вот, кстати говоря, что бывает, если трахаться слишком часто.

– Нимфоманка, – сказала Тэмми. – Просто нимфоманка.

– Да уж, – ответила Ида. – Проще не придумаешь.

И обе прыснули.

На Кобре-роуд, за магазином готового платья «Выгодная покупка», почтой, булочной и «Замком мягких обложек» мужчина средних лет, щуря глаза под очками с тонкой металлической оправой, сосредоточенно протыкал булавкой брюшко небольшого коричневого скорпиона, которого утром нашел в опрысканной «Райдом» кухне. Мужчину звали Ной Туилли, он был бледным, сухопарым, прямые черные волосы уже тронула седина. Тощие пальцы пронзили скорпиона булавкой и приобщили к коллекции прочих «дам и господ»: скорпионов, жуков, ос и мух, пришпиленных к черному бархату под стеклом. Ной сидел у себя в кабинете. Тридцать ярдов отделяли сложенный из белого камня дом Туилли от кирпичного здания с витражным стеклом в окне, гипсовой статуей Иисуса меж двух гипсовых же кактусов и вывеской «Городское похоронное бюро».

Отец Ноя умер шесть лет назад, оставив сыну свое дело, – сомнительная честь, поскольку Ной всегда мечтал стать энтомологом. В отместку Туилли-младший лично удостоверился, что отца похоронили в самой жаркой точке Юккового Холма.

– Но-о-ой! Ной! – (От пронзительного крика спина Туилли окостенела.) – Принеси мне кока-колы!

– Минутку, мама, – отозвался он.

– Ной! Моя передача началась!

Ной устало поднялся и прошел по коридору к комнате матери. Одетая в белый шелковый халат, она сидела, опираясь на белые шелковые подушки, в кровати под белым балдахином. Лицо, казавшееся маской под толстым слоем пудры, обрамляли крашеные огненно-рыжие волосы. На экране цветного телевизора крутилось «Колесо фортуны».

– Принеси колу! – велела Рут Туилли. – Во рту сухо, как в пустыне!

– Да, мама, – ответил Ной и поплелся к лестнице.

Он знал: лучше сделать, как она хочет, иначе не отвяжется.

– Этот метеорит что-то делает с воздухом! – тонким, как зудение осы, голосом прокричала Рут вслед сыну. – Нечем дышать, будто ком в горле!

Ной спускался по лестнице, но голос не отставал:

– Небось наша старая кляча Селеста слышала, как он брякнулся! Могу поспорить, дерьмом изошла!

«Та-ак, началось», – подумал Ной.

– Окопалась там, стерва праведная, на всех плюет и высасывает из нашего города всю кровь! Уже высосала! И беднягу Уинта небось она на тот свет спровадила, да только тот оказался куда хитрее! Так денежки запрятал, что ей ни шиша не получить! Обштопал женушку! Ладно, вот приползет на карачках к Рут Туилли денег просить, раздавлю, как слизняка! Ной, ты меня слушаешь? Ной!

– Да, – откликнулся он из глубины дома. – Слушаю.

Словоизвержение продолжалось, и Ной позволил себе помечтать о том, что за жизнь настала бы, пробей метеорит потолок мамашиной спальни. Еще одного достаточно жаркого места на Юкковом Холме не было.

И в Инферно, и на Окраине жизнь шла своим чередом: в католическом храме Жертвы Христовой отец Мануэль Ла-Прадо слушал исповеди, а в городской баптистской молельне преподобный Хэйл Дженнингс, взяв карандаш и бумагу, приступил к работе над воскресной проповедью. Сержант Деннисон дремал в шезлонге на своем крыльце, правой рукой поглаживая по голове невидимого Бегуна, а его лицо время от времени подергивалось от непрошеных воспоминаний. Рик Хурадо укладывал в штабеля коробки в подсобном помещении хозяйственного магазина на Кобре-роуд. Мысли парнишки крутились вокруг сказанного сегодня мистером Хэммондом, а карман оттягивал Клык Иисуса. Коридоры крепости «щепов» в конце Трэвис-стрит оглашал ревом «тяжелого металла» переносной стереоприемник, и, пока Бобби Клэй Клеммонс с несколькими товарищами курили марихуану и болтали, в соседней комнате на голом матрасе лежали Отрава с Танком. Их сплетенные тела были влажными после любви – единственного занятия, ради которого Танк снимал свой футбольный шлем.

Вечерело. Почтовый фургон выехал за городскую черту и покатил на север, в Одессу, с грузом писем, среди которых большой процент составляли заявления о приеме на работу, запросы о наличии вакансий и письма к родственникам с мольбами явить божескую милость и разрешить приехать надолго. Кто-кто, а почтальон знал пульс Инферно, и уж он-то видел, что на конвертах написано: «Смерть».

Солнце садилось. Электрическое табло на Первом техасском банке показывало 17:49, девяносто три градуса по Фаренгейту.

Глава 17 Болельщица

– Я знаю, что это открытая линия, – сказал Роудс дежурному по базе военно-воздушных сил Уэбб. – Средства связи я не изолировал, к тому же времени на это все равно не было. Мой идентификационный код «Книжник», найдите.