Кузены

– Без проблем. Не думаю, правда, что меня тоже пустят. Она ведь подчеркнула, что хочет видеть только тебя.

– Знаю. Но почему все всегда должно быть только по ее?

Милли ухмыляется.

– Наверное, потому что у нее куча денег?

С самого отъезда от бунгало она выглядит спокойно и не проронила ни слезинки, хотя отказывается говорить о чем-либо кроме предстоящей встречи с Милдред. И все же какая-то грусть в глазах двоюродной сестры не дает мне покоя.

– Ты думаешь, Джона… – начинаю я.

Милли отворачивается к окну.

– Не сейчас, ладно?

Я изучающе смотрю на ее профиль. Поцелуй на летнем балу не был для меня неожиданностью, я скорее удивлена, почему этого не случилось раньше. И я не злюсь на Джону из-за того, что он молчал насчет дяди Андерса. В конце концов, у меня тоже были свои секреты, и вряд ли бы я так быстро выложила все про отца и тренера Мэтсон, не окажись Милли рядом в переломный момент. В тайнах семейства Стори есть какая-то опасная притягательность – они забираются прямо в сердце, в душу, так глубоко, что становятся частью тебя. Помыслить страшно выставить их напоказ. И вынашиваемое Джоной, несмотря на чувства к Милли, желание отомстить делает его одним из нас куда больше, чем чужое свидетельство о рождении. Однако она, очевидно, смотрит на это по-другому.

В машине, скользящей по гладкой дороге, повисает молчание. Я пролистываю сообщения в телефоне. Очередное от отца – какая я неблагодарная и как его разочаровала, – плюс последние новости от мамы, которыми он поделиться не пожелал: тренер Мэтсон больше не скрывает, что беременна. Все ли уже знают от кого, можно не уточнять. В нашем городке такие вещи долго в секрете не остаются. Да, и у нее будет мальчик.

«Ничего, что я вот так тебе сообщаю? – спрашивает мама. – До тебя сложно дозвониться, а я не хотела, чтобы ты узнала от кого-нибудь другого».

Я чувствую острый укол вины. Она права – перестав разговаривать с отцом, я и маме стала реже перезванивать. Не то чтобы я на нее тоже злилась – нет, конечно, нисколько! – но для меня было огромным облегчением отвлечься от этого кошмара с беременностью. За всеми волнениями последней недели я даже почти о нем забыла.

В Орегоне сейчас десять утра, так что мама еще на работе, в больнице, и телефон возьмет в руки не скоро. Однако я все же откликаюсь сразу целой очередью сообщений:

Нет, наоборот, спасибо.

Прости, что не отвечала. Здесь столько всего происходит.

Скоро позвоню и все объясню.

И, кстати, что бы ты ни решила – я с тобой.

Во всех смыслах.

Если, например, захочешь переехать, то и я тоже.

БУДУ ТОЛЬКО РАДА!

Прости, что не говорила этого раньше.

Люблю тебя очень-очень.

Едва я нажимаю «Отправить», как телефон вдруг начинает звонить. Поверить не могу – это Томас.

– Еще тебя не хватало… – бормочу я под нос.

– Кто там? – спрашивает Милли. Я показываю ей экран, и она кривится, увидев имя. – Ответишь?

– Почему бы и нет, – вздыхаю я. – Раз уж я срываю все пластыри со всех ран… Привет, Томас.

– Бро. – У меня зубы сводит от одного этого словечка. Всегда терпеть не могла, когда он меня так называл – как будто я один из его приятелей по волейбольной команде. – Слушай, правда, что твоя тренерша залетела от твоего отца? Серьезно?

Мы как раз подъезжаем к воротам Кэтминт-хауса. Шофер останавливается и вытаскивает, как в прошлый раз, серебряную карточку, чтобы открыть. Не хватало еще, чтобы он услышал… Да плевать!

– Ты меня об этом спрашиваешь? Серьезно?

– Да ладно тебе, бро. Офигеть же просто.

– И я рада тебя слышать. На работе дела отлично, спасибо, что спросил. А чем ты был так занят все лето?

Милли ухмыляется. Тот, однако, пускается в мучительно длинный рассказ со всеми деталями, приняв мой сарказм за подлинный интерес. Ничего удивительного, впрочем.

– Томас, – обрываю я наконец. – Это все прекрасно, и я рада, что у твоего магазина электроники дела идут отлично. Только зачем ты мне звонишь?

– Потому что твой отец…

– Все, хватит. – Впервые за наши отношения мне отказывает терпение. – Я поняла, тебе нужны подробности из первых рук. Только вот мы с тобой расстались.

– Да? – неуверенно переспрашивает Томас. Непохоже, чтобы он был расстроен – скорее удивлен, что именно я подняла тему.

– Ты не ответил ни на одно мое сообщение с самого приезда сюда, – напоминаю я.

– Я был занят, – оправдывается он. – И вообще, потом, когда я тебе написал, молчала уже ты.

– Да, – подтверждаю я, вспомнив слова Уны: «Как все непросто в наш цифровой век». – Это и значит, что между нами все кончено, так ведь?

– Значит, ты хочешь расстаться?

– А ты нет?

– Ну, в общем, да, – признает наконец он. – Уже какое-то время, на самом деле. Но не думал, что и ты тоже.