Квантовая ночь

Однажды я видел документальный фильм о стайном поведении птиц. Чтобы достичь эффекта, который мы наблюдаем, каждая птица должна следовать всего трём простым правилам. «Правило разделения» предписывает избегать скоплений своих сородичей – ты должен дать другим птицам сколько-то места, чтобы избегать столкновений. «Правило выравнивания» говорит: смотри, куда летят другие птицы, и двигайся в направлении, которое является усреднённым направлением их полёта. И «правило сцепления» – двигайся к усреднённой позиции всех твоих соседей; оно предохраняет стаю от распада. Компьютерные модели, реализующие эти три правила, имитируют поведение, неотличимое от поведения реальной стаи; похожие правила контролируют поведение косяков рыб.

Могут ли передвижения людей быть настолько же простыми? Птицы делают это бессознательно почти наверняка, рыбы – совершенно точно.

Стая птиц, косяк рыб. Толпа людей.

Действительно ли мы так сильно от них отличаемся?

А другие правила – может, и они так же просты и применяются без осознания этого? Выбор одежды, которая похожа на то, что носят другие; употребление фраз, которые были услышаны от других людей; опусти взгляд, когда проходишь мимо кого-то; старайся ни с кем не сталкиваться, а если столкнулся, извинись.

Как многое из того, что мы делаем, легко поддаётся алгоритмизации? Я правда верю, что я был первым не любящим физкультуру ребёнком, который спотыкается о несуществующий камень, чтобы объяснить свой жалкий результат в забеге? Все это делают. Первый парень, который потягивается в кинотеатре, а потом, типа случайно, кладёт руку спутнице на плечо? Все это делают. Первый…

Может быть, не надо даже трёх правил; может быть, достаточно одного.

Будучи в Риме, и обычаев римских держись.

15

Университет Манитобы имеет блестящую историю в области психологии и философии, почему я и пошёл сюда учиться и почему, несмотря на сильное желание называть своих студентов «потными конями»[46], мне всегда нравилось здесь преподавать. Здесь работали пионеры нейрофилософии – Патриция и Пол Чёрчланд с 1969-го по 1984-й; здесь Майкл Персингер, снискавший себе славу своим богошлемом, защитил кандидатскую в 1971-м; здесь Боб Альтемейер разработал тест на правый авторитаризм, на который постоянно ссылался советник Никсона Джон Дин в «Консерваторах без совести»; и здесь Менно Уоркентин проводил свои новаторские исследования взаимовыгодного альтруизма. Так что, понятное дело, здесь был факультет, который мог бы помочь с моей проблемой, однако мне был нужен кто-то, не связанный с Менно слишком тесно, и поэтому я стал искать исследователей памяти в других учебных заведениях. Вскоре я остановился на кандидатуре Бхавеша Намбутири, который работал на другом краю города в Университете Виннипега. Я встречал его на нескольких конференциях: дородный мужчина лет на десять старше меня с делийским акцентом, который я иногда разбирал с трудом.

Я пришёл к нему в офис, который имел странную клинообразную форму, со стенами цвета томатного супа и книжными стеллажами, забитыми томами, для которых полкам не хватало пары сантиметров в ширину; надеюсь, стеллажи были надёжно привинчены к стенам.

Какое-то время мы посвятили обычной академической болтовне – как нас убивает администрация, как это здорово, когда кампус летом практически пуст, как преступно позволять зарплатам в академической сфере всё больше отставать от зарплат в частном секторе, – и после этого я, так сказать, взял быка за рога.

– Я читал в Интернете, что вы добились заметных результатов в области восстановления утраченных воспоминаний.

– Да, это так. Надеюсь когда-нибудь применить свои методы к некоторым федеральным политикам.

– Ха-ха. Видите ли, тут вот какое дело: я не помню ничего о первых шести месяцах 2001 года.

Сросшаяся бровь Намбутири взобралась к нему на лоб.

– Но ваши воспоминания до этого времени и после него сохранились?

– Насколько я могу судить, да.

Он откинулся на спинку кресла, подложив сплетённые пальцы под затылок лысеющей головы.

– У вас есть какие-то идеи о том, почему вы не помните этот период?

Я глубоко вдохнул. Если этот человек собирается мне помочь, он должен знать хотя бы часть правды.

– Да. Это, должно быть, как-то связано с природой сознания. Я тогда участвовал в качестве подопытного в эксперименте в Университете Манитобы, и его эффект был таков, что я оказался в состоянии философского зомби.

– Вы меня разыгрываете. Вы про Чалмерса и всю эту чушь?

– Да, именно так. В течение тех шести месяцев свет у меня горел, но никого не было дома, и я не помню ничего из того периода. И всё же философский зомби должен иметь какую-то память – иначе его поведение не будет неотличимо от поведения обычного человека. Я ходил на занятия, общался с людьми, даже завёл отношения с девушкой – и память о том времени должна была где-то храниться. Но убейте меня, я не могу до неё добраться.

Намбутири медленно кивнул: