Мы с Бекс занимаем самый тихий угол рекреации, и вот тут я позволяю себе показать все свое горе.
Бекс, которая лежит на диване надо мной, подпирает голову рукой и смотрит вниз.
– Мне жаль, Калеб.
Я перевожу взгляд на нее, но молчу.
– Я знаю, это тяжело.
– Ну, сейчас почти всю работу выполняет гравитация.
– Ах ты, грустный клоун, – говорит она с жалостью.
Я изучаю ее лицо.
– Ты красивее, чем она. Марго тоже. Объективно.
– А ты объективен?
– Господи, нет, Бекс. – Я вынимаю одну руку из-под головы и прикрываю ладонью лицо. – У нас во дворе росли два дерева, они обвились друг вокруг друга. Однажды в одно из них ударила молния, и нам пришлось его спилить. Но если посмотреть на то, что осталось, можно увидеть, где должно быть соседнее. Все существование первого – реакция на второе. Это мы с Эви.
– Я видела, как ты обвивал много других деревьев.
– Мило. Спасибо, что опошлила мою романтическую метафору. Я встречался с другими девушками, потому что ее это не интересовало, а я хотел быть уверен в своих чувствах. – Я еще закрываю глаза рукой, но чувствую, как она поднимает брови, и ухмыляюсь. – И это было весело.
– Так ведь и для нее тоже. Она любит тебя.
– Только не так, как я.
– Так, – говорит Бекс. – Именно так. Но она об этом пока не знает.
Я убираю руку с лица и сажусь так, чтобы наши глаза оказались на одном уровне.
– Ты что-то знаешь?
Она снова ложится на диван.
– Иногда сложно дружить с вами обоими.
– Бекс, – говорю я, и в моем голосе хватает отчаяния, чтобы она сдалась.
– Я спросила ее, в чем разница между ее чувствами к Лео и к тебе. Она сказала, что Лео загадочный и порождает дрожь внутри нее. – Она бросает мне извиняющийся взгляд.
Пара секунд проходит в тишине, и я говорю:
– Не заставляй меня просить.
– Калеб, она сказала, что ты – это дом. Что ты правишь ее круг. Господи, да Эви Бэкхем цитировала стихи! Сейчас она думает, что это робкое, тревожащее чувство волнует ее, но она во всем разберется. Глубоко в душе она знает, чего хочет.
Я думаю об этом.
– Я бы мог быть загадочным.
– Нет. Нет. Я говорю не об этом. Дай ей немного времени. Она сейчас только разбирается, что это значит – чувствовать нечто подобное.
– А если она никогда не разберется, Бекс? – Мне страшно произносить это вслух. Как будто я подаю Вселенной идею.
Бекс сползает с дивана и обнимает меня.
– Как бы там ни было, я думаю, что разберется.
Я наклоняю к ее голове свою.
– Буду надеяться.
Утром я пишу Эви с вопросом, не посмотрит ли она мои исправления в промежуточном экзамене по физике. Я отчаянно хочу знать, что некоторые вещи не изменились. Она просит встретиться в вестибюле, и, когда я прихожу туда, Лео стоит, прислонившись к стене, и улыбается Эви. Я слышу, как он говорит:
– Ты так пахнешь для всех, или вчера вечером ты сожгла мои клеммы, и теперь я путаю желание с французским тостом?
Она смеется, а я думаю: «Корица и ваниль. Так пахнет Эви». Я передаю ей тест и, как могу, стараюсь не думать, что именно должно было сжечь ему клеммы.
Марго прислоняется к стене рядом с Лео, напротив меня, и обращается к Эви:
– Отличный улов. Это значит, что Калеба ты теперь отпустишь?
Я смотрю на нее.
– Если ты думаешь, что мы разошлись из-за Эви, то ты была невнимательна.
Ее одержимость видео с котиками не нравилась мне не меньше, чем Эви.
Эви поднимает взгляд от моей работы.
– У Калеба – вечная рыбалка, поймал-отпустил. Я бы не принимала это близко к сердцу.
– Это у всех рыбалка «поймал-отпустил» – до последнего улова, – говорю я. Лео бросает на меня взгляд, который я игнорирую.
Звенит звонок. Когда мы идем к двери, Эви протягивает мне работу и говорит, что я пропустил шаг в последней задаче.
Профессор Льюис что-то пишет на доске. Он смотрит на нас через плечо и спрашивает:
– Ну что, мальчики и девочки, сегодня с утра школьный автобус опоздал?
Я методично пробираюсь через условия разминочной задачки, пока Лео и Эв решают ее наперегонки. Потом Эви прокатывает свой карандаш в сторону Лео. Он ухмыляется, явно какой-то их личной шутке, и возвращает его, прежде чем я успеваю выколоть им себе глаза.
Профессор Льюис собирает наши работы и говорит:
– Сегодня, друзья мои, мы отложим детские игрушки ньютоновской физики и обратим внимание на дивный мир квантовой запутанности. Может кто-нибудь привести пример, что именно мы имеем в виду, когда используем это выражение?
Дэвис поднимает руку:
– Принцип неопределенности Гейзенберга.
– А именно?
– Мы не можем знать все, что возможно, о частице в отдельно взятый момент времени. Например, чем больше мы знаем о ее скорости, тем меньше мы знаем о том, где она находится.
– Странно, но верно. Еще кто-нибудь? Мистер Макгилл?
– Эффект наблюдателя?
– Пример?
– Эксперименты отложенного выбора. Если наблюдать путь фотона и изменить точку измерения в полете, то изменишь то, где он был, когда начал полет. По сути, ты меняешь прошлое.
– Нет, – говорит кто-то.
– Потому это и называют запутанностью, – отвечает профессор Льюис. – Что-нибудь еще?
– А эффект наблюдения за котом Шрёдингера тоже? – спрашиваю я.
– Да, знаменитый пример. Можете разъяснить?