Квантовая теория недопоцелуев

Калеб и Лео молча смотрят на меня, и меня осеняет.

Я перевожу взгляд на Лео и говорю:

– Ты вписал «гидру» в программу нарочно… потому что не хотел, чтобы Калеб работал со мной все выходные.

– В свое оправдание могу сказать, что волновала меня не столько ваша работа.

Калеб дает ему подзатыльник.

– Это не оправдание. И еще ты сперва не сделал бэкап. Три дня работы насмарку. – Он указывает на меня и говорит: – Уходи! – А потом на Лео. – Пиши код! – А потом, все еще раздраженный, возвращается к своему компьютеру.

Я поворачиваюсь к выходу и думаю, что Калеб немножечко офигенный, когда злится.

КАЛЕБ

В среду после обеда самые острые углы уже сглажены. Промежуточные экзамены по обоим гуманитарным предметам остались позади, и несмотря на фокусы Лео, мы запустили браузер вовремя, что хорошо. Декан Сантори настолько обожает «Фронтир», что на следующие три дня нам с Эви достается один из самых вожделенных учебных классов Ньютона (хотя они редко используются для учебы – совсем как у Оруэлла).

В перерывах между работой над браузером и перечитыванием Шекспира я пишу программу для Эви. И с нетерпением жду результата – сработает ли. Сначала я взялся за это только ради нее. Так я бы смог оказаться на сцене «Фронтира», чтобы Эви чувствовала себя достаточно уверенно и сделала то, на что она точно способна: утерла нос целому классу гениев.

Но чем больше времени я на это трачу и чем больше читаю про «Фронтир», тем чаще думаю, что есть еще одна причина. Та, которую я даже вслух назвать не могу: МТИ. Место, где изобрели память на магнитных сердечниках. Где открыли кварки. Где создали электронное шифрование. Я хочу быть его частью, а желание – штука, которая идет изнутри, с подкорки.

Этой осенью я подам туда документы, чтобы мечта прожила немного дольше, но стараюсь не думать об этом, потому что не уверен, что поступлю. У меня хорошие оценки за экзамены, но не уровня рок-звезды, как у Эви. И потом, мои родители зарабатывают достаточно, чтобы серьезно помогать мне финансово, но недостаточно, чтобы цена не имела значения. Они уже потратились на Ньютон, а следом за мной подрастают двое братьев. Если придется, они потянут обучение, но я не могу их об этом просить из-за чувства вины. А вот если мы с Эви доберемся до «Фронтира», с поступлением проблем не возникнет. А если закончим в пятерке лучших – будет стипендия.

Открывается дверь, и входит Эви, раскрасневшаяся, с блеском в глазах. Я перевожу взгляд на свой ноутбук, стараясь не думать о том, почему она так выглядит. «Бежала от кабинета математики», – говорю я себе.

– Давай посмотрим мою программу! – говорит она.

– Откуда ты знаешь, что она готова?

– Я ведь знаю тебя, Калеб.

Она права, но после того как Бекс сказала, что Эви считает Лео загадочным, эта уверенность меня раздражает.

– Ты не знаешь обо мне всего.

– А ну-ка? – говорит она.

– Любимый вымышленный персонаж?

– Марвин, андроид-параноик, а твоя любимая вымышленная сцена – когда Артур съел все чужие печеньки.

– Бисквиты.

– Неважно.

– Первый поцелуй?

Это мелочно, но я хочу напомнить ей, что развлекался с другими девушками задолго до ее знакомства с Лео.

– Марисса Мэтсон. Вы были в подвале у Райланда Шелмана, и она набросилась на тебя во время марафона по «Звездным войнам».

К сожалению, кажется, Эви это не задело.

– Я никогда не рассказывал тебе, с чего все началось.

– Все девчонки просто рвались мне рассказать.

– Если бы у меня было три желания?

Она даже не задумывается.

– Идеально откидать на матче, написать код для НАСА, вилла на берегу океана.

Я смотрю на ее губы и думаю: «С одним желанием ты промахнулась».

Мне не нужна вилла. (Я буду слишком занят в НАСА!) Но я не могу ей об этом сказать, и она считает, что выиграла. И раз уж мне совершенно не удается быть загадочным, я только рад, что она так хорошо меня знает. Я поворачиваю к ней ноутбук и показываю, куда нужно ввести уравнения.

Когда она это делает, на экране появляется модель, такая же, какую она рисовала, только точнее. Эви сравнивает ее с уравнениями в блокноте. Через какое-то время она поднимает взгляд и шепчет:

– Идеально. Ее можно свернуть?

Я пододвигаю ноутбук к себе и запускаю функцию, которую я написал для сворачивания диаграммы по совпадающим парам идентичных точек. Пара нажатий клавиш, и это происходит на экране.

– А двоичные адреса? – спрашивает Эви. Я недовольно смотрю на нее. Я потратил кучу времени, чтобы все это сделать, и я не чувствую любви. Но напоминаю себе, что я работал днями, а Эви – неделями. И присваиваю двоичные адреса совпадающим парам и совмещаю соответствующие биты. И потом мы видим это: блоки кода коррекции ошибок в геометрической модели атома гелия от Эви. У меня встают дыбом волоски на руках.

Я смотрю на Эви через плечо.

– Что это значит?

– Потенциально – что двоичный код есть во всем, если знать, как его найти.

– И не только двоичный код, но и код Хэмминга, – говорю я, глядя на экран. – Это зеркально отражает то, что вводилось в ранних цифровых моделях. Ты должна признать: мы наверняка живем в Матрице.