Квантовая теория недопоцелуев

– Я полагаю, вы не сможете воспользоваться теоремой Зейферта – ван Кампена, чтобы высчитать фундаментальную группу числа восемь?

Эви затихает.

– Ну, девушка? Нельзя просто так назвать себя гением математики и не отвечать на базовые вопросы.

Я смотрю, как Эви вдыхает, и считаю вместе с ней: раз, два, три удара сердца, выдох. Она делает так еще раз. Потом достает листок бумаги и начинает одновременно писать и говорить. Мужчина продолжает забрасывать ее вопросами – некоторые я узнаю, это алгебра и действительный анализ, а некоторые для меня совершенно непонятны. Но Эви уже обрела уверенность. Она объясняет, смеется и даже сама задает вопрос-другой.

Я смотрю на Дэвида и говорю:

– Это была гениальная идея. Спасибо.

Он кивает.

– Она отлично справится.

Уходя, профессор математики оставляет Эви свою визитку. Она забирает ее и улыбается, ее глаза сияют.

Парень, стоящий через весь зал от будки, случайно ощущает всю силу ее улыбки. У него слегка вьющиеся волосы до плеч, а носит он темно-зеленые вельветовые брюки и блейзер с настоящими вставками на локтях. Через грудь у него висит холщовая сумка, покрытая десятками маленьких значков. Слишком далеко, чтобы прочесть надписи, но я полагаю, там что-то вроде «ЧИТАЙТЕ ЗАПРЕЩЕННЫЕ КНИГИ» и «СВОБОДНЫЙ ТИБЕТ». В руке он держит «Нортонскую антологию поэзии» весом килограммов в пять.

Я поворачиваюсь к Дэвиду.

– Изысканный поэт только что понял, что у него есть срочный математический вопрос.

Он садится напротив Эви и спрашивает, какое направление математики ему взять в следующем году. Эви расхваливает достоинства различных отраслей математических изысканий. Он спрашивает, на каком направлении будет она сама. Бекс смотрит на меня и ухмыляется.

Поболтав еще немного, парень вытаскивает из сумки зеленый маркер и протягивает его Эви. Она снимает колпачок и пишет на тыльной стороне его ладони.

В середине этого действа Эви встречается со мной взглядом, как будто спрашивает разрешения. Я скрещиваю руки на груди и стараюсь строго посмотреть на нее, чтобы дать понять: она должна отвечать на вопросы по математике, а не цеплять студентов, – но не могу скрыть ухмылку. Мне нравится, что она играет. В детстве она привыкла, что ее дразнят, поэтому почти всегда ожидает вреда от каждого встречного. Наверняка она еще не верит, что этот парень пересек зал, просто чтобы поболтать с ней, хотя это очевидно.

Лео тем не менее видит все иначе. Он встает и говорит:

– Моя девушка только что дала номер этому будущему торговцу картошкой фри? После того как взглядом спросила у тебя разрешения?

Он ломится к Эви, а Дэвид говорит:

– Изысканный поэт неплох.

Я смотрю, как Лео вслух размышляет, не вышло ли время поэта рядом с гением математики, а Эви отворачивается от насупленного Лео и подмигивает мне.

Дэвид закидывает в рот пару конфеток M&M’s.

– Не понимаю, зачем учащимся школ-интернатов смотреть мыльные оперы.

– Рад, что мы можем тебя повеселить.

– Ну, хоть так. Я не прошу денег за свои услуги.

Поэт проходит мимо наших кресел, и глядя на антологию в его руке, я вспоминаю кое-что из давнего прошлого.

Я зову его:

– Эй! – и он останавливается.

– Привет. Я Калеб. Техподдержка гения математики. – Я указываю на Эви.

Он протягивает руку.

– Готорн.

Я не могу удержаться и с ухмылкой оглядываюсь на Дэвида, потому что имя парню очень подходит.

– Я могу задать вопрос о поэзии?

– Конечно.

– У меня есть строка из стихотворения, но я не знаю, из какого именно. Что-то о том, что правит круг?

– Хм-м-м. – Его взгляд становится задумчивым, как у Эви, которая размышляет над надежным доказательством. – О! Знаю. Кажется, это «Прощанье, возбраняющее скорбь» Джона Донна. Некоторые его стихи слишком религиозны, но многие очень хороши. У меня наверняка тут есть.

Он листает книгу и протягивает ее мне.

Мое любимое британское слово – это «ошеломленный», и я благодарен за него сейчас. Ведь иначе никак нельзя описать мои эмоции от чтения этого стихотворения, потому что я знаю, что Эви думала о нем, когда описывала Бекс свои чувства ко мне. Строки о круге – в самом конце, но в середине есть строфа, которая меня поражает:

Но мы, очистившись душой.

До тонкости неизреченной…

Именно так у нас с Эви всегда и было. Все время не хватает слов, чтобы описать, кто мы друг для друга. Я потрясен, что Эви с ее неприязнью к поэзии и метафорам смогла найти такое описание для нас.

Я возвращаю книгу Готорну и говорю:

– Спасибо, – и бросаю взгляд на разрумянившуюся Эви, болтающую с Бекс, и Лео, который смотрит на нее сверху вниз.

– Не за что, – говорит Готорн, следя за моим взглядом. – А что за дела у гения математики и этого модельного мальчика? Они что, вместе?

– Вместе, – говорю я. – Но думаю, его дни сочтены.

ЭВИ

Пока я жду Калеба в учебном классе, я не могу не вспоминать вчерашний день. Я говорила с незнакомцами снова и снова и даже не дергалась. Ну, может, один раз, отвечая профессору математики, но это было недолго.