– Нет, нет, нет! – с каждым словом указывая на мои волосы, рубашку и штаны.
Я начинаю спорить, но Бекс перебивает.
– Нет, – повторяет она. – Я знаю, что ты делаешь. Но ты не победишь, притворяясь мальчиком. Ты – математик, физик и девушка. И должна быть и тем, и другим, и третьим. Вот так, – она машет рукой в мою сторону, – со стереотипами не борются.
– Некоторые девушки так одеваются, – говорю я.
– Но не ты. Если Бог…
Я открываю рот, чтобы снова ее перебить.
– …или Вселенная, – уступает она, – наградили тебя фигурой «песочные часы», ее нельзя упихивать в плиссированные штаны.
Бекс идет к моему чемодану и роется там, вытаскивая мятую шелковую блузку темного синего цвета, которая подчеркивает, но не облегает изгибы моего тела, и расклешенную черную юбку.
– Вот, – говорит она. – А поскольку ты совершила преступление против моды – никаких колготок. Иди переодевайся.
– Бекс, – говорю я. – За окном минус шесть.
Я согласна на уступки, но это уже слишком.
– Хорошо. – Она отдает мне колготки. – Но я тебя причешу.
Когда я переодеваюсь, она собирает мои волосы в пышный узел на затылке. Потом я застегиваю свои новые сапоги. Мое единственное украшение – медальон, подарок Бекс, который лег в ямку над ключицами. Я изучаю себя в зеркале и вижу, что Бекс права. Я была похожа на зубрилку. А теперь – на профессора, который идет на урок.
– Хорошо, – говорю я.
Бекс подходит к зеркалу и встает рядом со мной. На ней розовая юбка и свитер в тон. Я так понимаю, это будет единственный пастельный цвет, который я увижу за весь день, и мне нравится, что она настолько остается собой даже в этой атмосфере. Мы берем сумки и идем на встречу с Калебом и Лео.
Завтрак проходит очень неловко: мы все на взводе. Я впервые вижу Лео с тех пор, как он посадил нас с Калебом на автобус, и все знают, что скоро я с ним порву. Но все равно я целую его в щеку и сажусь рядом.
Когда нам уже пора уходить, Бекс говорит:
– Пойду-ка я погуляю и посмотрю на рождественские украшения. Приду к вам, когда откроют вход для гостей.
Я встаю, и она обнимает меня. Мы стоим так довольно дол го.
– Без тебя меня бы тут не было, – шепчу я.
– Еще как была бы, – говорит Бекс.
Мы сжимаем друг другу руки, и она уходит.
У меня слезы на глазах, и Лео кладет ладонь мне на спину. Я опираюсь на него, не в состоянии понять: если я вот так сейчас принимаю его утешение – это из эгоизма или по доброте? Надеюсь, когда все кончится, мы с ним останемся друзьями. По пути назад, когда мы переходим через дорогу, я беру его за руку, и он смотрит на меня сверху вниз. Я слегка улыбаюсь ему, пытаясь передать: «Ты мне нравишься как человек, пусть я больше не хочу с тобой встречаться». За последние полгода я стала лучше выражать свои эмоции, но подозреваю, что подобные тонкости мне еще не подвластны.
Дойдя до зала для стендовых докладов, мы записываемся и получаем назначения на места. Нам с Калебом достается ряд лицом на окна. Я считаю это удачным знаком, ведь здесь мне меньше всего грозит приступ клаустрофобии. Лео встает где-то по центру. В 10:00 сюда начнут пускать всех, и тогда мы с Калебом увидим наших родителей и Бекс. Затем будет короткий перерыв, а потом зал закроют для всех, кроме судей и выступающих.
– Удачи, – говорю я Лео.
Он касается моего лица.
– Удачи, Эвелин Джейн. – Потом смотрит на Калеба. – И тебе тоже.
Калеб кивает:
– Увидимся на той стороне.
Калеб крепит кнопками наш стенд, потому что может достать до верха, а я смотрю из окна на поток машин. Я так волнуюсь из-за стендового доклада, что у меня даже не появляются бабочки в животе из-за Калеба, так что я дышу и вспоминаю свой успех в будке гения математики.
Калеб встает рядом со мной.
– Вчера я подумал: сюда дошли только 132 человека, и мы – одни из них. Теперь неважно, что будет. Наш день уже начинается шикарно.
– Скажи это Сантори.
Он качает головой.
– Я серьезно, Эви. Если ты облажаешься по полной или если это буду я, это неважно. Оглядись вокруг.
И я оглядываюсь. И понимаю, о чем он говорит. Мы находимся в роскошном отеле в центре Чикаго. Вокруг шумят подростки, обсуждая самые интересные задачи по математике и физике. Через час гениальные профессора будут обсуждать с нами нашу работу. Вечером мы поедем на сказочный ужин в город. Я поднимаю взгляд на Калеба.
– Ты внезапно очень помудрел.
И двери открываются. Калеб разговаривает с родителями и моей матерью, в целом объясняя то, что мы создали, а мы с папой погружаемся в работу глубже. Символы адинкра ему незнакомы, и я не спешу, описывая значение каждой части диаграммы, соединяя их с матрицами и уравнениями. Код коррекции ошибок интересует его меньше, хотя именно это и делает работу любопытнее. Я объясняю ему это, когда замечаю, что все остальные замолчали и наблюдают за мной.
– Все в порядке? – спрашиваю я, оглядываясь вокруг.
Мама берет меня за руку.
– Ты просто прекрасна, Эвелин. Как неземная.