Квартира

Вокруг расцветало и множилось безумие. Фролов сидел за рабочим столом и смотрел на бумажки под стеклом. Бумажки сливались в одно разноцветное месиво; красные календарики, черно-белая фотокарточка, желтая вырезка из газеты с расписанием трамваев — все это кружилось у Фролова перед глазами, плясало и пульсировало. Кто-то звал его, но звук доносился издалека, как сквозь толщу воды. Фролов с трудом сфокусировался на фотокарточке: усталая жена на школьной линейке сына. Посмотрел правее — рядом лежали два билета в кино с оторванными корешками. Надо позвонить Сереже.

— Вовка! Ты че, уснул?

Фролова тронули за плечо. Он вздрогнул и поднял голову. Рядом стоял Ебелкин и показывал на дверь.

— Тут к тебе из профкома заходили. Ты че, не слышал?

— А?..

— Ордер! Ордер пришел, из райисполкома!

Фролов пулей вылетел из кабинета и быстрым шагом миновал несколько коридоров, прежде чем оказался у нужной двери. Танечка встретила его улыбкой.

— Вера Степанна! Вера Степанна, тут Фролов пришел.

— Ну наконец-то, — проворчала Вера Степанна, дородная женщина в строгих очках. Она вынырнула из-за картотеки и порылась в большом ящике с отсортированными по алфавиту бумагами. — Фролов, Фролов… Сейчас найдем…

Из недр ящика показался узкий листок. Вера Степанна положила его на стол, раскрыла большую книгу учета и, долистав до нужной фамилии, сказала:

— Распишитесь.

Он взял ручку и расписался напротив своей фамилии. Вера Степанна придирчиво проверила запись и, убедившись, что подпись стоит в нужной графе, протянула Фролову листок.

— Вот здесь указан адрес. Пойдете в домоуправление и возьмете ключи.

Взгляд Фролова зацепился за строку на листке: улица Брестская, дом восемь, квартира сорок восемь. Он так долго ее разглядывал, что Вера Степанна не выдержала и сказала:

— Все, можете идти.

— А… да… может, еще что-то нужно достать? Подписать?..

— Нет, я же вам говорю — все. Ключи возьмете в домоуправлении.

— А… еще какие-то документы? Что-то еще, наверное, попросят…

— Ничего не попросят. Товарищ, не отвлекайте от работы, у нас еще много таких. Идите.

Он вышел в коридор, сжимая в руке ордер. Мимо прошло несколько человек; они входили и выходили из кабинетов, о чем-то переговариваясь. До Фролова долетали обрывки фраз. Он положил ордер в карман, но вдруг испугался, что помнет его или выронит. Достал, расправил уголки и понес в руке.

В кабинете царило радостное оживление. Фролов сел за свой стол и положил ордер поверх всех бумаг. Тут же налетели Валера и Ебелкин; восхищенно цокая языками, они разглядывали ордер и расспрашивали Фролова, как все прошло. Фролов отвечал запоздало и невнятно.

Потом открылась дверь, и в кабинет всунулась встрепанная голова.

— Белкин! Евгений! В профком!

Ебелкин подпрыгнул от волнения и расправил пиджак.

— Ну, я пошел.

— Ни пуха, — сказал Валера.

Минут через десять Ебелкин вернулся, счастливый и ошалевший, с таким же ордером, как у Фролова.

— Вовка! У тебя какая, сорок восьмая? У меня сорок пятая! Будем соседями на одном этаже — представляешь, а?!

Он был так счастлив, что Фролову тоже пришлось изобразить какую-никакую радость. Он нашел на столе старый конверт, положил в него ордер и аккуратно, не сминая, опустил конверт во внутренний карман пальто. Когда Фролов уходил, Ебелкин с Валеркой открывали припасенный в шкафчике коньяк, который лежал там еще с прошлого Нового года.

Фролов сел в трамвай. За окном простиралась знакомая осенняя темнота, изредка прерываемая желтыми пятнами фонарей. Когда фонарей не было, он видел в стекле собственное отражение — сухой мужчина средних лет с растушеванным лицом и беспокойными глазами. Прежде ему рисовалась картина невиданного счастья, приходящего в день, когда он получит квартиру, но теперь ум занимала одна мысль, никак не связанная с квартирой и повторяющаяся, как припев в песне: надо позвонить Сереже.

Он уже собрался выйти на одну остановку раньше, чтобы забежать в телефонный автомат, но в последний момент передумал. Его остановило предчувствие, что разговор будет тяжелый и на него нужны силы, которых сейчас нет.

Фролов дождался своей остановки и вышел. Он брел вдоль дороги и смотрел на загорающиеся окна в многоэтажках. Вдруг ему пришла в голову мысль: увижу дворника — все будет хорошо. Это было одно из тех странных суеверий, которые посещают людей в минуту тяжелых раздумий. Фролов добрел до общаги и остановился. Пространство перед общагой замело снегом, и дворника нигде не было видно. Фролов достал сигареты и закурил, отчаянно надеясь, что вот сейчас, с минуты на минуту, дворник появится. Лицо, руки и ноги уже совершенно замерзли. Он нахохлился, всматриваясь в темноту. Вдруг из-за угла вынырнул дворник. Он был укутан в телогрейку и, шатаясь, волок за собой метлу. Когда он подошел ближе, стало ясно, что дело плохо — дворник мертвецки пьян.

— Че уставился? — пробурчал он Фролову.