Квартира

Лена залезла на переднее сиденье. Фролов до последнего надеялся, что что-то еще случится. Лена оглянется. Может быть, скажет ему хоть что-нибудь, пусть даже бросит в лицо страшное, прежде невысказанное обвинение. Лена не оглянулась. Над машиной мелькнула ее рыжая шапка. Потом хлопнула дверь «Жигулей». Сын напоследок повернулся к Фролову — вроде хотел помахать, но только нелепо повел плечами, как шарнирная кукла с оборвавшейся ниточкой. Затем тоже сел в машину, «Жигули» тронулись, доехали до перекрестка и исчезли из виду.

24

Ночью проснулся от противного писка. Оказалось, уснул под жужжание телевизора и не заметил, как кончилось вещание. На экране горели разноцветные полосы, освещая опустевшую комнату, незадернутые шторы и скомканное белье на диване. Он выключил телевизор и снова лег.

Луна белела в окне, как привидение. Прежде он частенько не мог уснуть, а теперь, наоборот, не мог проснуться, спал и спал в блаженном ощущении небытия. Ничего не снилось, ничего не тревожило ум. Проснувшись, он еще долго лежал, завернувшись в колючее одеяло и уткнувшись носом в стену. Не хотелось поворачиваться и обнаруживать, что Лены нет рядом, и особенно не хотелось вспоминать, почему ее нет.

К обеду ему все-таки пришлось встать. На полпути к ванной он встретил бабу Клаву. Обведя Фролова взглядом, она многозначительно ухмыльнулась. Фролов прибавил шагу и заперся в ванной, прежде чем она успела что-то спросить. Он ощущал себя в тумане, как под наркозом. Ему не было ни хорошо, ни плохо, будто онемела какая-то часть души, отвечающая за самоощущение, и теперь он не был уверен даже в том, существует ли вообще эта часть. Может, ее оторвало, как, бывает, отрывает руку или ногу.

Он что-то съел на обед, но не запомнил что. В кухню забежала соседка Олечка. Стрельнув во Фролова любопытным взглядом, она схватила ковшик и исчезла. Потом в коридоре раздалось шарканье тапок, и на пороге появилась баба Клава.

— А Ленка-то где? — осведомилась она, не утруждая себя вступлениями. — И пацан?

Фролов мог дать на отсечение правую руку, что старуха и так прекрасно знает, куда запропастились соседи. Не могла же она пропустить вчерашнюю сцену с выносом вещей.

— Уехали, — туманно ответил он.

— Уехали? Это куда еще?

Фролов перевел взгляд на чайник, пытаясь взглядом заставить его вскипеть побыстрее.

— Вам-то что.

— Ну здрасьте… Бросила жена — так и скажи. Соседи-то все видят. Учти, разведешь бардак — я на тебя пожалуюсь. Знаю я вас, мужиков, живете без бабской руки как свиньи.

Чайник тоненько взвизгнул, Фролов быстро схватил его и наполнил чашку с заваркой до краев. Дойдя до комнаты, он поставил чашку на стол, вернулся и закрыл дверь на ключ. Стало полегче, но не так чтобы очень.

После обеда его пронзило желание сделать хоть что-нибудь, не важно что, любую мелочь, лишь бы не сидеть одному в четырех стенах, натыкаясь взглядом на пустые полки. Фролов поехал в Автозаводской район. Дом на улице Брестской вовсю заселялся; веселые и озабоченные новоселы крутились у подъезда, таскали сумки, коробки, ковры и шкафы. Фролов остановил на улице девушку и узнал, как пройти к домоуправлению. Она охотно показала дорогу и, сияя, пожелала удачи. Удача была совершенно ему не нужна.

Уже в домоуправлении Фролов вспомнил, что сегодня суббота, а значит, выходной. Он в растерянности подергал закрытую дверь.

— Возвращайтесь в понедельник, — посоветовала женщина на соседнем крыльце.

Ехать домой не хотелось. До вечера Фролов шлялся по городу без цели и смысла. Зашел в гастроном, отстоял две очереди — сначала за растворимым кофе в банке, потом за рижскими шпротами. Уже выходя из гастронома, Фролов представил, как сядет за стол и будет в одиночестве есть эти шпроты под жужжание телевизора, а потом ляжет спать и снова провалится в темную яму без снов. Ему вдруг захотелось купить бутылку водки, но это было совсем уж последнее дело.

— Извините, — бормотнул он, случайно задев плечом человека у входа. Отряхивая снег с плеч, тот поднял голову, увидел Фролова и притормозил в дверях гастронома.

Фролов тоже замер. Перед ним стоял Сережа в своем разлетающемся пальто и длинном шарфе. Пару секунд они ошеломленно глядели друг на друга, а потом Фролова смело толпой сердитых горожан, спешащих занять очередь.

Он улучил момент и протиснулся к выходу. Сережа тоже вышел. Они отошли метров на двадцать и остановились у лавочки в сквере.

— Прости, — сказал Фролов без предисловий. — Хотел позвонить, но замотался. Столько всего случилось, сразу и не расскажешь.

Сережа шмыгнул носом и поправил воротник пальто. Помолчал, посмотрел на Фролова выжидательно.

— Лена забрала Ваню и съехала. Думаю, Егоров рассказал, что встретил нас в электричке, и добавил к этому какие-то домыслы. Знаешь, я все думал о том, откуда он это взял. Кажется, Лена о чем-то догадывалась, рассказала Ляле, та — Егорову, а Егоров, проходя мимо, услышал, как мы разговариваем…

— Вов, да не важно, как все догадались.

— А… да… ну, в общем… я только хотел сказать, что я… я постараюсь все уладить.

Сережа вздохнул. Изо рта вырвалось облачко пара.

— Как именно?