Квартира

Поморщившись, Фролов поднялся на крыльцо, дернул на себя дверь и ввалился в холл общежития. Негромко бормотало радио — шел вечерний радиоспектакль. В стеклянной будке вахтерша вязала носки. Фролов прошел мимо и бормотнул дежурное приветствие. Вахтерша его даже не заметила.

Дома Фролова ждало временное затишье. Лена еще не вернулась с работы. Ванька сидел за столом и, высунув язык от усердия, сосредоточенно срисовывал схемы с книжного листа. Свет лампы обрисовывал его угловатое лицо с длинным носом и впалыми щеками. По левую руку от Ваньки возвышалась стопка библиотечных книг. Фролов снял пальто, прошел мимо стола к холодильнику и только потом, очнувшись, вспомнил о сыне.

— Чем занимаешься?

Ванька что-то промычал.

— Чего-чего? — рассеянно переспросил Фролов.

— Да ты все равно не поймешь.

В холодильнике на полке лежала одинокая банка кильки в томате. Фролов достал кильку, без энтузиазма вскрыл банку и нарезал хлеб. Ванька пододвинул книги, чтобы освободить отцу место за столом. Закончив одну схему, он перевернул лист и взялся за другую. Когда он приподнял книгу, чтобы положить ее поближе, Фролов краем глаза заметил название, отпечатанное на обложке: «Справочник радиотехника».

И опять Фролова уколола настороженность. Он сжался в струну, напрягся. Первая мысль: надо спросить у Вани, какого дьявола он бросил английский. Вторая мысль: надо позвонить Сереже. Нет, нет, не сейчас.

— Вань, скажи-ка, — Фролов подцепил вилкой кильку, — когда ты собирался сказать, что бросаешь английский?

Ванька задержал взгляд на схеме.

— А когда ты собирался сказать, что вы с мамой разводитесь?

От неожиданности Фролов капнул томатным соусом на стол.

— Что?.. Мы не разводимся.

Не поднимая глаз от листа, Ванька прокомментировал:

— А мама почему-то считает иначе.

Фролов потянулся за полотенцем и с досадой вытер пятно от соуса.

— У твоей мамы сейчас тяжелый период. Ей нужно время прийти в себя. Но это еще не значит, что мы разводимся.

— Ну да, — скептически отозвался Ваня.

— У взрослых бывают трудные моменты. Вырастешь, поймешь.

— Обязательно говорить со мной как с ребенком?

— Не веди себя как ребенок, никто и говорить не будет.

Ваня поднял взгляд от схемы и воззрился на Фролова с упреком.

— Что я такого сделал, что ты опять злишься?

— Я не злюсь. Просто спросил у тебя про английский.

— Да он и не был мне нужен, этот английский.

— Что значит не нужен? А поступать в Ленинграде ты как собираешься — схемы будешь свои показывать? Там таких умников со схемами…

— Ага. Сейчас ты мне раскроешь, какой я идиот, а все остальные умные.

Раздражение поднялось в душе Фролова, как поднимается буря; он уже устал от этого чувства, всюду преследовавшего его по пятам, и теперь особенно нелюбезно рявкнул:

— Не хами отцу.

— Пап, да просто я сто раз уже сказал: не поеду я ни в какой Ленинград.

— А я сказал, что поедешь. Закрыли тему.

— Пап, да ведь мне там будет плохо!

— Что ты вообще знаешь о том, что такое плохо? Тебе хоть когда-нибудь было по-настоящему плохо?

Ваня поджал губы точь-в-точь как мать.

— Над тобой все и всегда тряслись. Получал все, что хотел, на блюдечке с голубой каемочкой. Так что не рассказывай мне, где и как тебе будет плохо — ты понятия не имеешь, что это значит.

— Пап, я в курсе, что тебе в моем возрасте было трудно, но…

— Ты ничего не знаешь. Ничего. И закроем тему.

На несколько секунд воцарилась тишина, а затем Ваня спросил:

— А что насчет вашего развода?

— Не будет никакого развода.

— С тобой хоть о чем-нибудь поговорить можно?

— И это ты мне говоришь? Тебя же дома не бывает, как вообще с тобой разговаривать? Шляешься неизвестно где, и это в выпускной год.

Ноздри Вани раздулись. Он склонился над тетрадкой и пробубнил:

— Да ты сам-то ждешь не дождешься, как бы слинять от нас на выходные.

И тут случилось неожиданное: Фролов, не успев задуматься и остановиться, ударил рукой по столу. Звук был внезапный и очень громкий. Ванька вздрогнул и уронил на пол тетрадку.

— Будешь говорить свое мнение, когда я спрошу. Тебе ясно?

Замерев, Ванька посидел так несколько секунд, ошеломленный случившимся, затем медленно наклонился и поднял тетрадку с пола. В замке заворочался ключ, и скрипнула дверь — Лена вернулась с работы.

— Я говорю, ясно? — повторил Фролов на тон ниже.

Ваня посмотрел на отца исподлобья и еле слышно ответил:

— Ясно.

— И чтобы я больше не слышал никаких оправданий, ты понял?

Лена заглянула за ширму. Вид у нее был настороженный.

— Что происходит?

— Ничего, разговариваем.

— Ты кричишь.

— Нет, не кричу.

Она хмыкнула так громко и многозначительно, что Фролов не выдержал:

— Лена, ради бога, хоть ты не мотай мне нервы!.. Я тебя просил об одной вещи: не нагружать проблемами Ваню! Одна-единственная вещь — ты и этого не смогла сделать.

Лена остановилась у ширмы. Только теперь Фролов заметил, что в руках она держит два чемодана. Опустив их на пол, жена выпрямилась и стянула с головы лисью шапку.

— А это еще что? — рявкнул Фролов.

— Ничего. Я ухожу.

— Что, прости?

— Собираю вещи и уезжаю к Сене. Если поможешь с чемоданами, буду благодарна. Если нет, хотя бы не мешай.