Лия робко потрогала бантик.
– Будь это инструмент grand mère, она бы рвала и метала.
– Может, кого-то из знакомых?
– Зачем тогда ее хранить?
Габриэль в полной растерянности пожал плечами.
Лия захлопнула крышку футляра, словно не могла больше на это смотреть.
– Что там еще в чемодане?
Запустив руку внутрь, Габриэль выудил набор инструментов в кожаном футляре, подозрительно похожий на его собственный, и тут же ловко развернул. Там оказались не инструменты, а четыре блестящих лезвия зловещего вида, от длинного кинжала до широкого ножичка короче среднего пальца, а рядом виднелся моток шнура с петлями на концах.
– Ни дать ни взять набор инструментов Джеймса Бонда, – заметил Габриэль, изучая тупой конец крохотного, с большой палец, кинжала. – Все это оружие можно спрятать в кармане, за лацканом или в сумочке. – Он показал на смотанную веревку. – В том числе удавку, – кивнул он на смотанный шнур. – Это могло принадлежать вашей бабушке?
– На нее это совершенно не похоже, – пробормотала Лия. – Она терпеть не могла насилия, даже из комнаты выходила, когда по телевизору показывали что-то жестокое.
– Может быть, этот набор кого-то из здешних тайных постояльцев. Взгляните. – Он показал на нижний угол кожаного футляра. – Здесь инициал «С».
– Вы считаете, бабушка прятала убийцу? – с сомнением спросила Лия. – Я ведь рассказала, как она ненавидела насилие?
Габриэль уселся на полу и задумчиво уставился на разложенные предметы.
– Скорее всего, один из ее постояльцев был спецагентом, – воодушевляясь мыслью, предположил он. – Многие парижане помогали разведке союзных войск.
– Если это правда… Если она помогала во время оккупации союзникам… почему же она никогда об этом не рассказывала?
– Наверное, пыталась забыть.
– Что забыть? – Лия покачала головой. – Чушь какая-то. Ничего не понимаю.
Габриэль шагнул к проходу и ощупал края выреза, искусно проделанного в задней стенке шкафа.
– Мой дед, – немного помедлив, добавил он, – тот самый, кто написал миниатюрный пейзаж, во время войны служил в британских ВВС, а когда его сбили, почти пять лет провел в лагере для военнопленных. И за всю жизнь ни разу не обмолвился о тех временах… об ужасах войны и о том, чего ему это стоило. Никогда. – Он прижался спиной к стене. – Так и ваша бабушка. Вероятно, ей было больно вспоминать о том, что она вынесла.
– Может быть.
– Ну и что бы изменилось, – спросил он, – между вами, если бы вы обо всем этом знали?
– Кто знает, – посмотрела на него Лия. – Вообще-то в детстве я ее немного побаивалась. Родители каждое лето отправлялись путешествовать, а меня оставляли с ней, и она всегда казалась такой строгой… сдержанной. А с возрастом мы вроде сблизились, и я поняла, что ей просто… одиноко, понимаете?
– Да, – ответил он.
– Наверное, отчасти поэтому я продолжала ее навещать и потом, когда выросла, – тихонько хмыкнула она. – Сама не знаю, кто больше этому удивлялся, она или я. И что тут произошло, почему она сюда больше не возвращалась, только если бы она со мной поделилась, я бы лучше ее поняла.
– Ну вот и выпала такая возможность, она ведь именно вам доверила свою тайну.
Лия убрала с лица выбившиеся пряди волос.
– Я бы предпочла об этом узнать от нее лично, а не в одиночку.
– Ну почему в одиночку, я же рядом, – ляпнул Габриэль и тут же об этом пожалел. Вот уже второй раз он делает подобное заявление. Он немного отстранился, чтобы не нагнетать неловкость таким выходом за профессиональные рамки.
– А что в конверте? – наконец нашел он повод сменить тему.
– В конверте?
– На дне чемодана.
На дне виднелся какой-то пожелтевший конверт, видимо, случайно завалившийся в самый угол.
Лия достала конверт и высыпала содержимое на стол рядом со стопкой книг.
– Фотографии, продуктовые карточки, железнодорожный проездной. Кажется, бабушка прятала и женщин, – выдохнула она.
Габриэль наконец отклеился от стены и подошел к столу, все еще стараясь держаться на почтительном расстоянии. Сверху лежал железнодорожный проездной на двенадцать месяцев на имя некоей Софи Бофор из Марселя во Франции, датированный семнадцатым января 1943 года. С черно-белой фотографии в левом углу документа серьезно смотрела дама со скулами супермодели, светлыми локонами и ясными глазами принцессы из скандинавских сказок.
Лия протянула его Габриэлю, а тот, аккуратно взявшись за края, вгляделся в снимок и вдруг нахмурился от смутного ощущения чего-то знакомого.
– Уж не знаю, кто она такая, но редкой красоты, – пробормотала Лия.
Он оторвал взгляд от проездного и увидел на столе еще с полдюжины фотографий той же дамы, только на них Софи Бофор смеялась, улыбалась или кокетливо оглядывалась в объектив через плечо.
Каждый снимок хоть сейчас в рамочку и на стену, настолько мастерски была выполнена прическа, нанесена косметика на губах, щеках, глазах, что напомнило Габриэлю блестящую рекламу в гламурных журналах.
Взяв ближайшую к нему фотографию, он поднес ее к свету и ахнул:
– Не может быть!
– Что?
– Женщина на этой фотографии. Я ее знаю.
– Боюсь, для знакомства вы опоздали лет эдак на семьдесят, – недоверчиво со смехом фыркнула Лия.