Квартира в Париже

Нет, не ощупывала, а ловкими пальцами опытной воровки незаметно обыскивала карманы, стоя спиной к приближающимся немцам. Добыв документы американца, она мельком их оглядела и сунула себе в сумочку, потом теми же ловкими движениями поправила манжету, и у нее в ладони блеснуло узкое длинное лезвие, тут же исчезнувшее в рукаве платья.

Эстель с трудом сглотнула ком в горле от мелькнувшей шальной мысли: а вдруг из Лондона прислали не просто шпионку, а хладнокровную убийцу, которая начнет проливать кровь прямо здесь и сейчас, хотя до поставленной перед ней цели еще ой как далеко?

– Эй, вы! – прогремел голос. – Стойте!

Эстель окатило волной ледяного ужаса, и она с бешено колотящимся сердцем подалась чуть в сторону.

Их окликнул высокий широкоплечий офицер с виднеющейся из-под фуражки сединой, в серой форме с обшитым тесьмой погоном на плече, рунами «SS» на правой петлице и кубиками на левой. Напарник его был гораздо моложе, узколицый, остроносый, с цепким взглядом. Эстель его сразу узнала – тот самый гестаповец, что однажды наблюдал за ее выступлением в «Рице», а потом прицепился как клещ, устроив целый допрос. Как же его звали…

Шарфюрер Шварц.

У него не было ни галунов, ни кубиков в петлице, о звании можно было судить только по черным полоскам погон. Очевидно, свои амбиции, о которых в тот вечер упомянул полковник Майер, ему осуществить так и не удалось. Эстель ужаснул его напряженный, озлобленный вид, с которым он молча разглядывал Селин и американца, так же пристально, как когда-то ее в «Рице».

Селин обернулась к гестаповцам с ослепительной улыбкой, исполненной признательности:

– Ой, я вам так благодарна за то, что его нашли. Прямо вся извелась.

У обоих на лицах мелькнуло отражение гримасы американца – такой же пустой озадаченный взгляд.

– Постоянно куда-то пропадает, – продолжала Селин, переходя на немецкий с завидной непринужденностью, о которой Эстель не могла и мечтать. – Ни на секунду нельзя оставить. Вчера увязался за каким-то малышом с котенком на руках. Вот и сегодня за кем-то еще.

Офицер постарше, которого Эстель приняла за майора, подошел поближе.

– Вы немка? – спросил он.

– Наполовину, – приосанилась Селин, одарив обоих очередной ослепительной улыбкой. – Моя матушка родом из Берлина.

– Как вас зовут?

– Софи Бофор, – серьезно, многозначительно представилась она с тщательно выверенной долей почтения.

– А этот человек? Кто он?

– Друг семьи. Наши матери вместе выросли в Берлине, и мы тоже с самого детства знакомы. Мне даже кажется, что родители не прочь были нас поженить, – болтала Селин.

– Пусть сам отвечает, – буркнул майор.

– Он не может.

Летчик, надо отдать ему должное, с отсутствующим видом пялился на сияющие башенки базилики, не обращая внимания на разговор.

– А что с ним такое? – наконец заговорил Шварц, теребя кобуру на поясе.

– Он был в Блуа во время бомбежки люфтваффе, – объяснила Селин. – Врачи говорят, после контузии повредился умом.

– Ну так надо положить конец его страданиям, – холодно предложил сержант.

– Что? – ахнула Селин.

Гестаповец пожал плечами.

– Пристрелить бешеную собаку просто гуманно. Почему бы не оказать ему такую же услугу.

Ужас подступил к горлу Эстель. Она видела, как на улицах вообще ни за что убивали мужчин, женщин и детей, а тут дурачок.

– Разве так можно! – на светло-голубых глазах Селин навернулись слезы. – Мне с ним спокойней, а то к одинокой женщине того и гляди кто-нибудь пристанет. Он, может, и не такой, как раньше, зато добрый.

Теперь американец с дурацкой ухмылкой наблюдал за перебранкой пары голубей на дереве.

– Отставить пристрелить, – хмуро зыркнул на подчиненного майор и повернулся к Селин. – А что вы делаете в Париже?

– Формально я сюда приехала продавать средства для ухода за лицом. Косметику, – пояснила Селин. – Только…

– Косметику? – преисполненным подозрительности тоном перебил ее Шварц.

– Да, а что?

Селин выудила из сумочки помаду с пудреницей, которые показывала Эстель, и протянула их старшему офицеру, который неохотно их взял.

– У нас семейное предприятие, – с воодушевлением защебетала она. – Эти пробники оставьте себе. Может быть, порадуете супругу или избранницу.

– А как же, конечно.

Похоже, это предложение майору пришлось по душе, и сувениры перекочевали к нему в карман.

– Думаю, она будет в восторге. Помада самого модного оттенка…

– А сами вы не накрашены, – придрался шарфюрер.

– Ну разумеется, – слегка нахмурилась Селин. – Сегодня у меня выходной, я пришла помолиться.

– Помолиться? – с нескрываемым презрением переспросил он.

– Да. Матушка перед смертью просила отвести Колина в Сакре-Кер. Сама-то она, конечно, не католичка, но верила, что ближе к небесам в Париже места нет. Велела помолиться о чудесном исцелении, – чуть дрогнув губами, добавила Селин. – Глупости, конечно, но разве я могла отказать!

Шарфюрер смерил ее холодным проницательным взглядом.

– Врете.

Селин отшатнулась, словно от пощечины.

– Чистая правда, клянусь могилой матери!

– Ах да, матери. Немки. Из Мюнхена.

– Нет, из Берлина. Она жила недалеко от зоопарка, в детстве была без ума от аквариума.

– Вряд ли…