Квартира за выездом

Свою новую работу Нина называла каторгой. Напряжение не отпускало весь день, и весь день она боялась что-то сделать не так, ошибиться в подсчете или нечаянно отдать клиенту чужую сберкнижку, как это сделала Оля Рунцева, и ей пришлось в обеденный перерыв идти к клиентке домой. Нина пошла вместе с ней, потому что двоим больше доверия. А больше никто идти не согласился: каждый сам за себя. Оля благодарно на неё посмотрела и тяжело вздохнула. – «Не вздыхай. Книжку у неё заберём, извинимся, ещё и чаем нас угостит с пряниками» – утешила её Нина. А сама подумала, что – какой тут чай, унести бы ноги…

Клиентка жила недалеко, без слова отдала чужую сберкнижку и долго и придирчиво изучала свою – не сняли ли деньги. На Олино возмущённое «мы такими вещами не занимаемся, как вы подумать могли?» возмутилась в ответ: «Знаем мы, чем вы занимаетесь. Внимательнее работать надо!»

При работе через день по двенадцать часов, в субботу полдня, положенных ста шестидесяти часов в месяц не выходило. Недостающие часы отрабатывали в другой смене или в другом филиале, подменяя отпускников и заболевших. Оля работала третий день подряд (во вторник двенадцать часов в своей смене, в среду двенадцать часов на отработке в другом филиале, в четверг двенадцать часов в своей смене) и сильно устала, потому и допустила оплошность.

«По чужой сберкнижке вам не выдадут денег, мы ведь сличаем подпись, а чужой подписи вы знать не можете, да и почерк не подделаешь, значит, деньги как в сейфе» – забывшись, выдала Оля клиентке. Хотела успокоить, а получила новую порцию упрёков. Уйти нельзя: напишет жалобу, и прощай, премия. И приходилось стоять и слушать…

Нина приходила домой, а в ушах продолжали звучать голоса. Ложилась спать, а пальцы шевелились, словно перебирали картотеку с лицевыми счетами и не могли найти нужного. Очередь нетерпеливо гудела, заведующая из своего окна осведомлялась: «Дерябина, опять очередь собрала?» Нина находила нужную карточку, сличала подпись, торопясь оформляла расходную операцию, улыбалась в ответ на грубое: «Что заснула? Быстрее надо шевелиться!» Не могла же она объяснить, что искала карточку, которую её сменщица поставила не на место, не по алфавиту. Нина перерыла весь ящик, пока не нашла Чулюкину, стоящую в картотеке на букву «У», а перед этим случайно обнаружила Микитину стоящей между Никитиной и Никифоровой. У сменщицы это было обычным делом, пихать куда попало карточки.

Она не простила «девочкам» своего провала с аттестацией и шести полуголодных месяцев. Нине тогда повезло: уволилась уборщица, и пока не взяли новую, Нина её замещала: с утра поливала цветы, в обед отмывала клиентский зал, а после смены мыла полы в зале и во внутренних помещениях, которых оказалось много. Ползала под ногами у девчат, которые заключали операционный день, по-здешнему, заключались: выводили остатки по ценным бумагам и денежным средствам, сшивали иглой ордера (приходные, расходные, отдельно по каждому виду вклада), распечатывали дневник проведённых операций и отдельно – дневник операций с валютой, запечатывали сургучом сумку с деньгами для инкассатора. Нине бы посмотреть, поучиться, а вместо этого она вычищала корзины для бумажного мусора (в котором попадались яблочные огрызки), ползая у девчат под ногами и больно ушибаясь о вертящиеся стулья, собирала в мешок и выносила во двор мусор. Уборщица с дипломом историко-архивного института.

Устроиться в архив не получилось: Нина тогда сорвалась и сказала Валентине Ивановне, своей начальнице, всё что о ней думала. О ней и о её методах работы. Грязных методах. И ещё что-то сказала, побелев от гнева и глядя в выпученные Валентинины глаза. А после обошла несколько архивов, и везде как по волшебству не было свободных ставок, даже низкооплачиваемых. Валентинина работа, поняла Нина. Что ж, придётся сменить род занятий.

За уборку ей платили полставки, потому что смен было две, а Нина убиралась только в своей. Вместо двенадцати рабочих часов получалось четырнадцать, и весь следующий день она лежала пластом, поднималась только к вечеру. Она похудела и как-то поблёкла, а под глазами проступили синие полукружья. – «Это тебе не в библиотеке стулья ж*пой шлифовать, бумажки туда-сюда перекидывать, куда хошь туда и ложь, от перемены мест слагаемых сумма не меняется. А у нас чуть зазеваешься – и недостача, в оперчасть на ковёр, и вноси денежки. Ничего, привыкнешь» – усмехались девчата. Забыть их усмешки не получалось.

К сотрудницам Нина относилась холодновато и ни с кем не дружила, исключая рыжего инкассатора со смешной фамилией Беляш, который к ней неровно дышал, как шептались девчата в Нининой смене. Дыхание у Беляша выровнялось, а дружба кончилась, не успев перерасти в любовь – когда Нина его подставила, хотя на самом деле он подставил себя сам.