Квартира за выездом

– Ну и выставила меня, ещё и лекцию прочитала, о недопустимом поведении. Мол, у неё гости, а я влетела как ведьма на метле. Сама она ведьма. И та, в зеркале. Изольда с ней каждый вечер беседовала, рассказывала, как квартиру отобрали у неё и пенсию дали кухаркину, только на хлеб хватает. О муже своём рассказывала, который умер. Он давно умер, лет тридцать назад, а она о нём как о живом, про измены его вспоминала да про любовниц. Кляла на чём свет стоит, – рассказывала Таня.

Нина не совсем понимала, с кем разговаривала старуха с красивым как цветок именем и кто была её гостья. И была ли она вообще? Может, старуха сошла с ума от преклонного возраста и разговаривала сама с собой, а собеседница ей примерещилась? Таня её не видела, подслушивала через стенку, а подслушивать нехорошо.

– А ты зачем к ней ходила каждый вечер?

– Не каждый. Так, забегала иногда, не надо ли чего. Сигареты ей покупала и печенье к чаю, она овсяное любит… любила. В чай макает и ест, единственное удовольствие – печенье да карты. Как ни зайду к ней, она за столом сидит, пасьянсы раскладывает.

– А соцработник? – перебила её Нина. – Ей же девяносто, ей из собеса должны продукты носить и вообще…

– Да была у неё соцработница, и медсестра патронажная приходила.

– А ты-то зачем приходила?

– Как ты не понимаешь! Она одна, ни внуков, ни правнуков, ей даже поговорить не с кем, вот и придумала себе ту, из зеркала… («Или не придумала, на самом деле видела…»). Медсестра раз в неделю давление померяет и уйдёт, соцработница продукты принесёт и убежит, у неё на обслуживании двадцать человек, всем купи да принеси, не до разговоров. Вот я и забегала к ней. Чай пили, она мне много всего рассказывала, как в Смольном училась, в институте благородных девиц, ты не представляешь… А после того случая вытолкала в шею, и не приходи, говорит, больше.

– И вздумала я проверить, кто к ней ходит по вечерам и с чего она так взбеленилась. Прикинь, на работе только и разговоров о новом телесериале, одна я не в курсе. Как вечер, так у стены с чашкой дежурю…

– А с чашкой зачем? Чай, что ли, пила?

– Да слушала я через чашку! К стенке приставлю, к уху донышком, и как по телефону, каждое слово слышно. Изольда Авенировна говорит, говорит, а потом замолкает, будто слушает кого. А ничего не слышно! – громким шёпотом закончила Таня.

– Ну, и?..

– Как-то вечером… – Таня зачем-то оглянулась и зябко поёжилась, хотя в квартире было тепло. – Сколько я ни слушала, за стенкой тишина, будто нет никого. Ни шороха, ни звука. А у меня ключи были, Изольда дала, на всякий случай. Я дверь её открыла, смотрю, на кресле, на подлокотнике, чашка с чаем, не остыл ещё. В пепельнице сигарета дымится. Шаль на пол брошена. А Изольды нет. Так и пропала.

– Подожди… ты же сама говорила, ей девяносто лет, в Смольном училась… не могла она далеко уйти, во дворах заблудилась и забыла где её дом, такое со старыми людьми бывает, я читала, – заторопилась Нина, уже понимая, что бывшая хозяйка квартиры официально признана умершей, иначе бы Нина не получила ордер, не жила бы здесь.

– Соседи-то говорят, квартира нехорошая, неладно с ней… Освятить бы надо, и мебель выкинуть, а ты оставила. Нина согласно кивнула: оставила. Люстра красивая, старинная, и зеркало тоже. Оклеит фольгой с обратной стороны, станет как новое. Этому фокусу её научила бабушка, Нина запомнила, и теперь представился случай проверить.

– Соседи-то говорят, – передразнила она Таню. – А ты их бредни повторяешь.

– Вряд ли кто поселится, говорят. А тут ты появилась. Ну, я испугалась…

– Ага, испугалась. И с перепугу пришла проверить, с кем я тут чаи распиваю, вечер коротаю, – засмеялась Нина.

Одиночество отступило, потерпев сокрушительное поражение.

18. Данила

Данила Миронович Беседин, правнук знаменитого на всю Москву чекиста и внук полковника КГБ, в свои тридцать два года был дважды женат и дважды разведён, от третьей невесты сбежал к отцу, которому поклялся, что не женится никогда и ни на ком. «Не зарекайся, сын. Двум смертям не бывать, а третьей не миновать» – пошутил отец, переживший два инфаркта.

Третий оказался последним.

Родительскую квартиру на Кутузовском проспекте Данила продал, не испытывая сожалений. И осуществил свою давнюю мечту: купил участок земли с лесом, где собирался строить дом. Места красивые, дачные, на участке ёлки верхушками в небо упираются, в берёзах подберёзовики растут, забор к речке спускается, калитку открыл и ныряй. Узкая полоска берега заросла дикой малиной, красноталом и крапивой. Если выкосить (малину, пожалуй, надо оставить), будет пляж! Песка машину высыпать… Чёрт! Там же не проехать… Ничего, на тачке перевезёт (интересно, сколько тачек в самосвале? Скоро узнает). Эх! У Данилы захватило дух.