Лабиринт

Тон этот был хорошо знаком Канно. В роли лидера политической партии Таруми несколько пообтесался, стал более гибким и дипломатичным, и все же у него сохранились застарелые замашки отпетого бюрократа: в верхи он пробился из провинциальных губернаторов. Его безапелляционный тон и привычка навязывать другим свою волю, всегда коробившие Сёдзо, сейчас особенно сильно его задели.

Пользуясь тем, что Канно находится в безвыходном положении и вынужден прибегать к его протекции, Таруми распоряжался им и принимал за него решения, будто перед ним был несмышленый младенец. Сёдзо решил отказаться: мальчика нужно учить языку с азов, а это дело нелегкое, и он, Сёдзо, для этого не годится.

— Читать вместе и разбирать какой-нибудь сложный текст — с этим я бы, пожалуй, справился. Но преподавать основы — этого я не сумею. Такой учитель; как я, может только причинить вред ученику,— доказывал Канно.

— Ха-ха-ха!—громко рассмеялся Таруми.— Я вижу, ты все такой же идеалист! Сплошное бескорыстие! — От смеха ходуном ходила его грудь, широкие плечи и толстый живот, обтянутый темно-коричневым чесучовым кимоно. Таруми недавно исполнилось шестьдесят лет. У этого дородного, упитанного, крепко сбитого человека была крупная голова, подстриженные ежиком густые и жесткие волосы с сильной проседью. Его стесанный затылок и мощная красная шея образовывали прямую линию, что придавало Таруми сходство не то с быком, не то с каким-то диким зверем. Однако в физиономии его не было ничего примечательного, если не считать мясистого тупого носа и глубоких борозд, тянувшихся от крыльев носа к уголкам его резко очерченного рта, что делало его лицо волевым и сильным.

Скрестив руки на груди, Таруми продолжал:

— Ты, видно, еще мало горя хлебнул, а то бы, наверно, сначала подумал о себе, а потом уж об ученике. Разве люди всегда делают то, что им по душе и что они отлично умеют делать? Даже тому, кто ничем не подмочен, приходится заниматься вещами, от которых часто с души воротит. А вы начинаете сразу ершиться! Вашему брату нужно сейчас хвататься за все и работать не покладая рук, лишь бы снова завоевать доверие! Да и лишние тридцать иен в месяц, полагаю, карман не оттянут?

Глядя на волосатые руки Таруми и кусая себе губы, Канно думал о том, что ему, пожалуй, действительно «нужно браться за все», ведь в пресловутой комиссии он получает всего семьдесят иен в месяц, а из них двадцать пять должен платить хозяину меблированных комнат.

— А знаешь,— сказал Таруми, обращаясь больше к жене,— эта старая лисица Окамото и тут ловчит. Прежнему учителю платил шестьдесят, а Сёдзо, как своему, решил положить в два раза меньше. Ну и прижимистый домоуправитель! Дрожит над каждым грошом, как будто деньги не .виконта, а его собственные. Сёдзо, вероятно, и сам знает, как там обстоят дела.

— Знаю,— усмехаясь, ответил Канно.— Скуповаты!

Не подумаешь, что это титулованная знать.

За эту зиму на кухне виконта Ато сожгли на несколько мерок угля больше, чем в прошлом году. И вот сквалыга-домоправитель вызвал к себе экономку и учинил ей такой разнос, что та не знала, куда и деваться. Да... Старик не задумается сэкономить каких-нибудь тридцать иен даже на обучении своего молодого господина. Сёдзо представилась непривлекательная физиономия Окамото: желтый лысый лоб с набухшими синими венами, впалые щеки, землистая кожа, побуревшая от долгого сидения в полутемной конторе.

— Впрочем,— заметил Таруми,— нужно видеть и обратную сторону медали: нынче все так поступают, не один Окамото.

— Возможно. Но ведь виконты Ато даже в своем роду считаются одной из самых богатых фамилий,— попробовал возразить Канно.— И ведь сами-то они, говорят, живут в роскоши.

— Ну и что ж! Вполне естественно. Роскошь требует жесткой экономии.

Довольный своим парадоксом, а он вообще любил парадоксы, Таруми, запрокинув голову, снова громко расхохотался. Во всяком случае, принялся он объяснять, это ему хорошо известно как бывшему финансовому советнику, да и сейчас он не совсем далек от этих дел,— японские аристократы и даже финансовые тузы не могут позволить себе швыряться деньгами.

— Мы в этом отношении отличаемся от западных стран. У нас другой уровень жизни, другие потребности. Расчеты левых, да и некоторых правых потому-то и терпят провал, что они забывают об этой разнице. За границей одно, а в Японии другое. Разумеется, есть много причин, в силу которых никакое экстремистское движение не может рассчитывать у нас на успех. Но главная причина заключается, пожалуй, в том, что лидеры оппозиции не понимают реальной обстановки, не знают противника, которому они бросают вызов.

С тех пор как Дзюта Таруми стал депутатом парламента, он мнил себя убежденным сторонником парламентаризма. Он считался одним из лучших ораторов верхней палаты и сейчас с удовольствием вспоминал о шумном успехе, который имела его речь на только что закончившейся чрезвычайной сессии парламента. Ее-то он, по-видимому, и цитировал, читая наставления Сёдзо Канно.