Лабиринт

Канно прибег к испытанному приему, которым всегда пользовался при подобных выходках Тацуэ: он сделал вид, что ничего не слышит, и продолжал усердно орудовать вилкой. Однако Мацуко при этом разразилась таким громким смехом, что сидевший за три-четыре столика от них посетитель невольно обернулся в их сторону.

«До чего же мила и забавна эта Тацуэ! Умеет с очаровательной непосредственностью высказывать самые неожиданные, самые эксцентричные мысли. С какой непринужденностью она выпаливает свои шутки! Ах, если бы Марико хоть немного походила на нее!» — думала Мацуко. Однако за внешним смирением и кротостью Марико она угадывала твердость характера, какая и во сне не снилась строптивой Тацуэ; так в нежной, сочной и сладкой мякоти

персика прячется твердая косточка, куда крепче скорлупы J грецкого ореха.

— Кроме шуток, меня очень беспокоит это вечное «нет» Мариттян,— вздохнула Мацуко.— Я, конечно, нисколько не сомневаюсь в том, что найдется жених, который придется всем по душе. Но меня тревожит другое:: как поведет себя Марико? В самый решительный момент она может вдруг заявить «нет», и тогда уже с ней ничего не поделаешь.

— В этом отношении она мало чем отличается от дядюшки,— заметила Тацуэ.

— Не спорю. Но скорее она в мать. Ее мать была учительница, происходила из добропорядочной семьи благочестивых христиан и вдруг — нате вам! — вопреки воле родителей взяла да и вышла за японца. Боюсь, что упрямство у Марико в крови и...

— А знаете,— перебил ее Сёдзо,— своими ответами «да» и «нет» Марико выгодно отличается от японцев: она отвечает коротко, ясно и вполне определенно.

— Простите, но так может рассуждать только чужой, посторонний человек,— возмутилась Мацуко.— Попробовали бы вы жить с ней под одной кровлей, видеться с ней с утра до вечера и вечно слышать одни лишь «да» или   «нет». Боюсь, что вы и дня бы не выдержали. Это может : привести в отчаяние.

— Но ведь это хорошо, что она без фокусов: не манерничает, не лукавит, не лицемерит, как некоторые из нас,— возразил Сёдзо.

— А это в чей огород камешек?—спросила Тацуэ,

— Догадайтесь сами! — ответил Сёдзо.

Сердито надув губы, Тацуэ бросила косой взгляд на Сёдзо, сидевшего справа от нее, и произнесла:

— О! Лжецов и лицемеров немало. Да еще каких!

Мацуко не знала, что в словах ее молодой приятельницы кроется определенный намек, но у Тацуэ был настолько забавный вид, что она громко рассмеялась и снова повеселела. Марико была сразу забыта. Теперь до следующего посещения больницы о ней можно было не вспоминать. Впрочем, само посещение больницы Мацуко не считала для себя делом докучливым, скорее наоборот: она находила в нем известное удовольствие. В конце концов больница стала для нее одним из тех мест, куда она заезжала, катаясь целыми днями по городу в автомобиле.

В поездках ее почти всегда кто-либо сопровождал, и она могла вдоволь поболтать и посмеяться. Если же ей случалось заглянуть в больницу одной, то и тогда она не огорчалась. Отчего не посудачить часок-другой с сестрами и санитарками, которые наперебой старались выказать свое почтение к столь важной даме. Но самое главное, навещая ежедневно больную, она наилучшим образом угождала своему супругу. Ее внимание к бедняжке-племяннице было свидетельством неуклонного выполнения всех его требований по части заботы о Марико, хотя он никогда не высказывал их вслух. Добродушная и недалекая Мацуко даже и не помышляла хитрить или кого-либо обманывать. Ей просто никогда в голову не приходило, что она не питает особой любви к племяннице. Нежная забота о Марико прежде всего доставляла удовольствие ей самой.

Обед в ресторане затянулся. За разговорами время текло незаметно, и промежутки между блюдами, которые официант подавал на стол, казались не такими уж долгими — кушанья заказаны были одно вкуснее другого и в изрядном количестве.

Между тем Марико в больнице быстро управилась со своим обедом, состоявшим из винегрета, яйца всмятку и нескольких ломтиков куриного филе. Отложив хаси²² и отодвинув на край кровати красный лакированный поднос с посудой, больная откинулась на подушки; сидеть в постели, согнувшись над тарелкой, было неудобно, и у нее заныла спина.

— Можно убирать? —спросила няня.