Лабиринт

Масуи, Таруми и Инао по-разному одевались, у них были разные манеры, и внешностью они не были похожи друг на друга, но духовно они были связаны весьма крепкими узами. Подобно тому как паук вырабатывает клейкую жидкость, из которой он плетет свою паутину, каждый из них вынашивал планы и проекты, которые должны были приносить им новые прибыли и новые победы над их конкурентами и противниками. Но только Масуи с его надменным и презрительным выражением лица, говорившим о непреклонности воли и независимости, казался типичным представителем финансового капитала, понимавшим, что теперь нет необходимости заискивать, как прежде, перед аристократией. После той выдержки и холодной решимости, которую финансовые тузы проявили во время краха банка Дзюгогинко в 1913 году, такая позиция в отношении аристократии стала как бы выражением их нового самосознания. Пренебрегая знатью, они стали еще быстрее обогащаться. Японский капитализм достиг стадии полной зрелости. С такой же легкостью, с какой срывают с дерева созревшие плоды, финансовый капитал стал загребать все, что ему хотелось. Между тем в недрах общества незаметно совершались процессы, которые время от времени прорывались наружу неожиданно, как внезапные перемены погоды. До сих пор принимались меры предосторожности против опасности, угрожавшей слева, а теперь обстоятельства вынуждали обратить внимание и на опасность справа. Безрассудные, экстремистские действия крайних правых элементов поставили сильных мира сего в тупик, и пока они размышляли над тем, что предпринять, то один, то другой из них падал жертвой фашистских террористов. Наконец произошли события 26 февраля. Финансисты уподобились крестьянину, застигнутому грозой в поле: не разгибая спины, он прислушивается к отдаленным раскатам грома, с тревогой посматривает на тучи, закрывающие солнце, думает, как бы поскорее убрать сжатый хлеб, и в эту минуту молния ударяет над самой его головой.

Однако страх не лишил их мужества и не заставил отказаться от своих планов. Они и в этом были похожи на крестьянина. Как бы ни бушевала гроза и как бы долго ему ни пришлось лежать в поле ничком, он знает, что в конце концов небо прояснится и он снова сможет приняться за работу. Так и они знали, что обстановка рано или поздно изменится, и искали путей, наиболее выгодных для себя.

Сближение с такими людьми, как граф Эдзима, приобретало теперь новый смысл для Инао, Масуи и Таруми.

Сын повара Ё, миловидный подросток, одетый в синюю китайскую одежду, внес огромную китайскую вазу, наполненную заморскими овощами, что вызвало новые возгласы одобрения; по обилию и свежести зелени можно было подумать, что пиршество происходит не ранней весной, а осенью и овощи только что из огорода. В этот момент Масуи свойственным ему резким тоном, словно он собирался затеять ссору с собеседником, обратился к Эдзима:

— Послушайте, граф, вы не могли бы вразумить моего тестя?

— Хм! А что с ним такое?

— Старик всегда был глуп и упрям, а сейчас сам себя превзошел. Я посоветовал ему приобрести триста акций компании К. и отдал соответствующее распоряжение. Но старик, как это с ним бывает, заупрямился: не возьму, и только. Я ему говорю: дело прибыльное, уже в феврале акции наверняка принесут три процента. Так нет же! Ему, видите ли, как военному, не к лицу заниматься коммерцией. Но ведь это просто бред!

— Не слушайте его, граф,— вмешалась Мацуко,— он всегда нападает на моего отца!

— Напрасно вы огорчаетесь, мадам,— улыбаясь, ответил Эдзима.— Генерал Камада от своего отказа только выигрывает. Как раз похвала господина Масуи была бы не к чести генерала. Вы со мной согласны, господин Таруми?

Дзюта Таруми, раскрасневшийся от водки, закинул голову и расхохотался ничего не значащим смехом и в то же время многозначительно, как умеют смеяться на Востоке.

У Масуи по обыкновению дрогнули лишь глубокие складки на лице, что должно было означать улыбку. Он и так за сегодняшний вечер сказал слишком много, но все же продолжал говорить:

— Самое забавное, что старик постоянно жалуется на бедность. Есть, говорит, способные молодые земляки, хотел бы помочь им учиться, да никак не могу — денег нет. Да и в самом деле, что он может сделать на свою пенсию и орденские деньги? Но сколько я ему ни толкую, что деньги с неба не падают, что их надо добывать, он ничего не хочет знать. Что тут поделаешь, генерал, видно, этого никак в толк не возьмет.

— Генерал это понимает,— заметил Таруми,— и все равно плюется.

— Когда ешь медвежью лапу, мадам Масуи, когти приходится выплевывать.