Кроме того, у Кальера в другом месте есть сравнение безудержного фантазирования с путешествием на луну, что могло спровоцировать замену
<…> ce seroit entreprendre le voyage du Globe de la Lune, duquel il ne raporteroit que les dangéreuses impressions de ses influences[1089]
.<…> это означало бы предпринять путешествие на Лунную сферу, из которого привозят лишь опасный отпечаток ее воздействия.
Волчков по необходимости слегка изменил грамматическую конструкцию, тем самым создавая фантомных персонажей — путешественников на луну, которые одновременно являются ее жертвами:
Сие бы было смешное путешествие в царство луны, откуда люди кроме сонной грезы и люнатичных болезней ничего с собою невывозят[1090]
.Иными словами, «спальник цесаря луны» мог возникнуть из этого словесного сочетания сонной грезы и лунного царства[1091]
.Рассмотренные примеры позволяют сделать несколько частных выводов о характере переводческой техники Волчкова. Для него апроприация чужого сочинения осуществлялась прежде всего через идиомы, которые русифицировались им в большей степени, чем, скажем, исторические реалии. При этом культурная дистанция между переводимым текстом и принимающей культурой то полностью исчезала, то вдруг увеличивалась. Это хорошо видно в тех случаях, когда речь идет о государстве и принципе управления им. Там, где у Кальера — и, соответственно, в «Совершенном воспитании» — фигурируют «наши короли» и «наши соседи», у Волчкова появляются «Европейские государи», «Королевства Францускаго соседи»[1092]
. Но при этом название главы «l’ Etat monarchique est le seul souhaitable à la Noblesse» [Монархическое правление является единственным желательным для дворянства] превратилось в славословие российскому самодержавию: «<…> шляхетству кроме самодержавнаго государя никакого над собою владения желать не надлежать, для того что под скипетром самовластного монарха наибольшее им щастие»[1093]. Упомянутые в ее начале гипотетические короли и королевы остались таковыми и в переводе, но далее ситуация изменилась. Кальер пишет, что монархическое правление является «le plus seur & le meilleur» [самым надежным и лучшим] и для дворянства единственно желательным, поскольку именно от него человек благородный может ожидать «son bonheur & son avancement» [счастья и продвижения]. Иначе говоря, он идет от общего к частному, сперва указывая на преимущества монархии в целом и затем подчеркивая ее выгоды для своего сословия. Волчков соединяет вместе обе части рассуждения, утверждая,<…> что шляхетству в таком государстве жить, и под державою самовластного государя большаго себе благополучия, безопасности, и лутчаго во всем удовольствия ожидать надлежит[1094]
.Стоит отметить, что «надежность» для Кальера, как и многих его современников, была главным достоинством сильной монархии, способной предотвратить соперничество между аристократическими кланами и гражданские войны. Однако оно отнюдь не сводилось к идее «безопасности», противоречившей кодексу чести. У Волчкова также пропала идея карьерного продвижения, чрезвычайно важная для этоса благородного человека середины XVII века, и вместо нее появилось более многозначное обещание «удовольствия».
Эта игра с дистанцией очевидно имеет идеологический характер[1095]
, но лежащий в ее основе принцип в значительной степени связан с теми «правилами чтения», которые диктует принимающая культура. Ими же объясняется появление в переводе того, что я называю «внутренними рифмами», то есть своего рода смысловых и лексических стяжек, возникающих между не связанными друг с другом фрагментами оригинала. Естественно, параллельно идет не менее важный процесс расподобления, когда одно и то же переводится по-разному. Но максимально интересным с точки зрения изучения культурных механизмов восприятия мне кажутся вольные или невольные интерполяции, возникающие в сложных местах, когда переводчик использует свое знание чужой культуры, чтобы заменить подобное подобным (то, что мы бы сейчас назвали компенсаторной техникой)[1096]. Такого рода вставки и дополнения позволяют лучше понять, в какой системе координат размещался переводной текст: как мы могли убедиться, они далеко не всегда оказывались соотнесены с его непосредственным содержанием.