Читаем Лаборатория понятий. Перевод и языки политики в России XVIII века. Коллективная монография полностью

Статья основана на изучении переводов тех сочинений, которые находились в поле зрения Екатерины II при составлении «Наказа» и при подготовке различных реформ. Речь пойдет о труде Ш. Л. де Монтескье «De l’ Esprit des Lois»[211], о французских переводах книги Ч. Беккарии «Dei delitti e delle pene»[212], о работах немецких ученых-камералистов, таких как И. Бильфельд[213], И. Юсти и И. Зонненфельс[214], а также о статьях из Энциклопедии[215]. Эту выборку дополняют переводы сочинения И. Циммермана (швейцарского автора, с которым Екатерина состояла в переписке) «Vom Nationalstolze», рецепция которого оказала большое влияние на дискуссии о национальном духе[216]. Во всех отобранных для анализа произведениях речь идет о понятиях «народ» и «нация». Они заметно повлияли на политический и философский дискурс, некоторые вошли в нормативные документы правительственной политики, а перевод «Наставлений политических» Бильфельда удостоился похвалы как наиболее удавшийся перевод[217]. Некоторые из них через короткое время переводились второй раз, например «De l’ Esprit des Lois» и «Dei delitti e delle pene», что позволяет сравнить варианты перевода[218]. В обоснование того, что новый перевод «О преступлениях и наказаниях» вышел всего три года спустя после первого, А. Д. Хрущов писал, что появилось новое французское издание итальянского оригинала, «в котором не сделано никакой перемены и не упущено ни одной статьи из подлинника»[219].

Анализируемые в данной статье произведения были переведены по инициативе либо государей, либо «Собрания, старающегося о переводе иностранных книг», то есть в служебном контексте. Переводчики Д. И. Языков (1773–1845)[220], В. И. Крамаренков (1732 — между 1797 и апрелем 1801)[221], А. А. Барсов (1730–1791)[222], И. И. Богаевский (1750–?)[223], Н. И. Поливанов (ок. 1752–1796)[224], Д. И. Фонвизин (1743 или 1745–1792)[225], И. Г. Туманский (?)[226], А. Д. Хрущов (1754 — после 1830)[227], М. Г. Гаврилов (1759–1829)[228] и князь Ф. Я. Шаховской (1740–1782)[229] владели несколькими языками — как правило, латынью, немецким и французским, — и перевод был их многолетней побочной работой, а у одного из них — И. Г. Туманского — даже основной: он служил переводчиком Правительствующего Сената. Эти люди выпускали, кроме того, толковые и многоязычные словари, преподавали в университете, писали учебники, занимались публицистикой — одним словом, они создавали общественно-политический язык.

Важность переводов заключается прежде всего в создании новых контекстов для употребления слов. Поэтому для начала важно уточнить, был ли переведен текст полностью или же в переводе отсутствуют какие-то пассажи. Встречаются два варианта неполных переводов: переводы отдельных частей оригинального произведения, которые и обозначены как фрагменты, и такие переводы, в которых читателю не сообщается о купюрах. Так, в изучавшихся мною текстах некоторые фрагменты не были переведены, из‐за чего определенные контексты и аспекты смысла «потерялись» в результате перевода. В качестве возможных причин таких сокращений можно назвать небрежность переводчика, цензуру, самоцензуру или своего рода адаптацию произведения к принимающей культуре. Так, например, в «Наставлениях политических» Бильфельда остались непереведенными части, где говорится:

<…> heureuse est la Nation chez laquelle toutes choses ne sont pas absolument entrainées par le caprice d’ un seul homme[230].

<…> счастлива та нация, в которой все вещи не движутся абсолютно по прихоти одного человека.

Отсутствует в русском переводе и предложение, описывающее монарха в его отношениях с населением (peuple)[231]. Абзацы, касающиеся разделения властей и их взаимного сдерживания, отсутствуют во втором переводе Монтескье 1809–1814 годов. Здесь — вероятно, из‐за цензуры — пропущен такой пассаж:

Tout serait perdu, si le même homme, ou le même corps des principaux, ou des nobles, ou du peuple, exerçaient ces trois pouvoirs: celui de faire des lois, celui d’ exécuter les résolutions publiques, et celui de juger les crimes ou les différends des particuliers[232].

В самом первом переводе этого труда Монтескье на русский язык (1775) этот пассаж не был исключен и был переведен таким образом:

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

Конец институций культуры двадцатых годов в Ленинграде
Конец институций культуры двадцатых годов в Ленинграде

Сборник исследований, подготовленных на архивных материалах, посвящен описанию истории ряда институций культуры Ленинграда и прежде всего ее завершения в эпоху, традиционно именуемую «великим переломом» от нэпа к сталинизму (конец 1920-х — первая половина 1930-х годов). Это Институт истории искусств (Зубовский), кооперативное издательство «Время», секция переводчиков при Ленинградском отделении Союза писателей, а также журнал «Литературная учеба». Эволюция и конец институций культуры представлены как судьбы отдельных лиц, поколений, социальных групп, как эволюция их речи. Исследовательская оптика, объединяющая представленные в сборнике статьи, настроена на микромасштаб, интерес к фигурам второго и третьего плана, к риторике и прагматике архивных документов, в том числе официальных, к подробной, вплоть до подневной, реконструкции событий.

Валерий Юрьевич Вьюгин , Ксения Андреевна Кумпан , Мария Эммануиловна Маликова , Татьяна Алексеевна Кукушкина

Литературоведение
Литература как жизнь. Том I
Литература как жизнь. Том I

Дмитрий Михайлович Урнов (род. в 1936 г., Москва), литератор, выпускник Московского Университета, доктор филологических наук, профессор.«До чего же летуча атмосфера того или иного времени и как трудно удержать в памяти характер эпохи, восстанавливая, а не придумывая пережитое» – таков мотив двухтомных воспоминаний протяжённостью с конца 1930-х до 2020-х годов нашего времени. Автор, биограф писателей и хроникер своего увлечения конным спортом, известен книгой о Даниеле Дефо в серии ЖЗЛ, повестью о Томасе Пейне в серии «Пламенные революционеры» и такими популярными очерковыми книгами, как «По словам лошади» и на «На благо лошадей».Первый том воспоминаний содержит «послужной список», включающий обучение в Московском Государственном Университете им. М. В. Ломоносова, сотрудничество в Институте мировой литературы им. А. М. Горького, участие в деятельности Союза советских писателей, заведование кафедрой литературы в Московском Государственном Институте международных отношений и профессуру в Америке.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Дмитрий Михайлович Урнов

Биографии и Мемуары / Литературоведение / Документальное