Читаем Лаборатория понятий. Перевод и языки политики в России XVIII века. Коллективная монография полностью

Для передачи значения «организованные государственно-правовые общности» слова «народ» было недостаточно. Поэтому в этом случае шел поиск эквивалентов, в фокусе которых находились сфера власти, государство, но не их общественный субстрат — народ, или же употреблялись новые понятия, подразумевавшие социальную сплоченность: «общество» и «отечество».

Слова «государство» и «держава» использовали прежде всего переводчики, которые не употребляли в своих текстах заимствованное слово «нация», то есть Крамаренков («О разуме законов» 1775 года), Языков («Беккария. Рассуждение о преступлениях» 1803 года) и Туманский («О государственном правлении» 1768 года). А. А. Алексеев уже указывал на то, что «понятие о государстве до конца XVIII века обозначалось и словом народ, что уже отмечалось для первых десятилетий»[242]. «Народ» в значении «государство» отмечается также в «Словаре Академии Российской»[243]. Переводчик Беккариа Д. И. Языков в 1803 году передал nation в значении государственно-правовой общности словом «государство». В переводе 1806 года здесь могли стоять и «народ», и «общество». Так, например, «la force de la nation» в 1803 году переводилось как «сила государства», а в 1806 году как «сила общества»:

Перевод 1803 года: Voulez-vous prévenir les crimes? Faites que les lois soient claires et simples; et que toute la force de la nation soit réunie pour les défendre, sans qu’aucune partie de cette force soit employée à les attaquer.

Хотители предупредить преступления? Зделайте, чтобы законы были ясны и просты, и чтобы вся сила государства была соединена для их защищения так, чтобы ни одна часть из оной не употреблялась на оскорбление оных.

Перевод 1806 года: Voulez-vous prévenir les crimes? Faites que les lois soient claires et simples; et que toute la force de la nation soit réunie pur les défendre, sans qu’aucune partie de cette force soit employée à les attaquer.

Хотите ли предупредить злодеяния? Учините законы ясными, простыми, словом таковыми, чтобы каждое общество, ими управляемое, для защиты их совокупляло силы свои, не допуская некоторой части из народа потрясать сдания оных до самаго его основания[244].

Эти примеры из столь близких по времени создания переводов показывают, какие варианты переводов были возможны.

«Народ» употреблялся в некоторых из этих контекстов, но не в рамках правовых дискурсов. Для этого такое многозначное слово не было достаточно специфичным. См., например, в переводе Беккариа 1803 года:

С’est parce que la force extérieure qui défend le trône et la nation, et la force intérieure gardienne des lois, sont séparées <…>.

От того что сила внешняя, защищающая Престол и Государство, и сила внутренняя, охраняющая законы, разделены <…>[245].

В контекстах, которые передавали особую связанность индивида с nation, переводчик Беккарии избрал термин «отечество»: «de devenir pour ma nation» — «для моего отечества»; «Génie de la nation» — «дух моего отечества»[246].

Также в «О разуме законов» Крамаренков переводил nation в большинстве случаев как «народ», только в политических контекстах он переводил слово как «государство», «держава» или «страна». Частота функциональных эквивалентов в переводе начала XIX века Языкова была существенно ниже. Очевидно, понятие «народ» расширило свое смысловое содержание и сферу применения уже в начале XIX века.

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

Конец институций культуры двадцатых годов в Ленинграде
Конец институций культуры двадцатых годов в Ленинграде

Сборник исследований, подготовленных на архивных материалах, посвящен описанию истории ряда институций культуры Ленинграда и прежде всего ее завершения в эпоху, традиционно именуемую «великим переломом» от нэпа к сталинизму (конец 1920-х — первая половина 1930-х годов). Это Институт истории искусств (Зубовский), кооперативное издательство «Время», секция переводчиков при Ленинградском отделении Союза писателей, а также журнал «Литературная учеба». Эволюция и конец институций культуры представлены как судьбы отдельных лиц, поколений, социальных групп, как эволюция их речи. Исследовательская оптика, объединяющая представленные в сборнике статьи, настроена на микромасштаб, интерес к фигурам второго и третьего плана, к риторике и прагматике архивных документов, в том числе официальных, к подробной, вплоть до подневной, реконструкции событий.

Валерий Юрьевич Вьюгин , Ксения Андреевна Кумпан , Мария Эммануиловна Маликова , Татьяна Алексеевна Кукушкина

Литературоведение
Литература как жизнь. Том I
Литература как жизнь. Том I

Дмитрий Михайлович Урнов (род. в 1936 г., Москва), литератор, выпускник Московского Университета, доктор филологических наук, профессор.«До чего же летуча атмосфера того или иного времени и как трудно удержать в памяти характер эпохи, восстанавливая, а не придумывая пережитое» – таков мотив двухтомных воспоминаний протяжённостью с конца 1930-х до 2020-х годов нашего времени. Автор, биограф писателей и хроникер своего увлечения конным спортом, известен книгой о Даниеле Дефо в серии ЖЗЛ, повестью о Томасе Пейне в серии «Пламенные революционеры» и такими популярными очерковыми книгами, как «По словам лошади» и на «На благо лошадей».Первый том воспоминаний содержит «послужной список», включающий обучение в Московском Государственном Университете им. М. В. Ломоносова, сотрудничество в Институте мировой литературы им. А. М. Горького, участие в деятельности Союза советских писателей, заведование кафедрой литературы в Московском Государственном Институте международных отношений и профессуру в Америке.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Дмитрий Михайлович Урнов

Биографии и Мемуары / Литературоведение / Документальное