Лабораторные условия (СИ)

Лейтенант стащил со стола уже ненужное целлофановое покрытие - все еще безбожно шуршащее - и убрал на место. Сложить вдвое, вчетверо, в восемь, и так пока не останется совсем небольшой сверток. Его в запаивающийся пакет, пакет - на полку, к мединструментам. Стол откатить к стене. Что были посиделки, что не было - теперь поди, узнай. Разве что вот Рико в углу… Спит, подтянув колени к мощной груди, похожий не то на здоровенный валун, не то на хищника в своей берлоге. И почему-то как раз эта его не раз выручавшая физическая колоссальность - выручавшая и его, и его товарищей - сейчас играла не на руку. Будто издевалась. Сообщала всем его видом: я бесполезна, видите? Какая разница, каков ваш вес и обхват бицепса, ночь темна и полна ужасов… Ночь не снаружи, за окном, а тут, внутри, в вашей голове. Вы закроете глаза - и окажетесь окружены ею.

Рико суеверен. Патологически суеверен, и его сослуживцы стараются, чтобы ему в руки не попало никакого оккультного мусора. Пока Рико уверен в том, что все, встреченное на его пути, легко уложить как не пулей, так динамитом - все отлично. Но если вышеупомянутая процедура становится невозможной… Перед тем, кто непостижим и ненаказуем, ты беззащитен. Ковальски, обнаружив это, сделал для себя практически парадоксальный вывод: Рико не любит необъяснимого. Что-то “по ту сторону”, во тьме неведенья, явственно отторгало его - Ковальски не хотел думать “пугало”. Они провели не один час здесь же, в этой лаборатории, за психологическими упражнениями, за цветовыми тестами, за головоломками, за лабиринтами, за различными заданиями-загадками, которые Рико воспринимал, как какую-то забавную игру, бессмысленную, но не вызывающую у него раздражения. Ему было интересно наблюдать за мигающими и пиликающими приборами, хотя он с подозрением относился к проводам на присосках - Ковальски не сразу удалось внушить ему доверие настолько, чтобы подрывник подпустил к себе близко и позволил орудовать со своим телом чужому человеку, как врачу. Видимо, люди в белых халатах у него вообще добрых чувств не вызывали. Рико не сразу уверовал, что затянутые в резиновые перчатки руки способны приносить не только боль, что он не подопытный образец в этих стенах, не кусок мяса, который можно нашпиговать электродами. Да и врач был не такой, к каким он, очевидно, привык: если подрывник сопротивлялся прежде, его просто тыкали электрошоком. Ковальски на такие мелочи не разменивался – при первой же попытке бунта он двинул в челюсть и ворчливо велел сидеть смирно, пока он не закончит. Это почему-то поразило Рико. Было как бы честнее, что ли. Он был свободен, мог дать сдачи, мог просто сломать чужую тощую шею, особенно в тот момент, когда на него не смотрели, мог бы… Много чего он мог. Но не стал.

А теперь вот спит. Свернувшись, как большой пес, на полу, хорошо хоть не под порогом - там все углы заставлены. Ковальски оборудовал лабораторию так, чтобы основная деятельность производилась подальше от дверей. Если вдруг что: если взрыв, если ядовитый газ - у людей снаружи это повысит шансы на выживание.

Ковальски присел на корточки - действие, со стороны всегда выглядящее забавно, из-за долговязой нескладной фигуры - и провел ладонью над полом. Из-под двери не тянуло, да и Рико - тот самый парень, который и на снегу выспится преспокойно, однако лейтенант все равно сходил и принес одеяло с чужой койки. Здесь, в лаборатории, даже мало-мальски приглядного спального места оборудовано не было: Шкипер категорически возражал. Он требовал, чтобы команда не разделялась, настаивал, что в случае опасности Ковальски будет отрезан от остальной группы и что у них не будет, скорее всего, времени вытаскивать его. Ученый морщился, но соглашался.

Принеся одеяло, он расправил его и укрыл спящего, стараясь, чтоб хватило: даже свернувшийся подрывник был отнюдь не маленьким. Рико сонно приоткрыл глаза, следя за чужими хлопотами, и Ковальски ему улыбнулся, не разжимая губ: улыбка с демонстрацией зубов могла вызвать у Рико приступ шалого, лихого веселья, сопровождаемого непременной дозой нитроглицерина. Было в этом что-то глубоко-животное, словно реакция на чужие клыки. Вроде того, что Рико и сам не мог для себя определить, дружелюбен ли этот жест или наоборот.

Рико улыбнулся в ответ и сонно-неуклюже, сминая материю под собой, отодвинулся к стене, освобождая территорию, чтоб хватило на еще одно тело. Ковальски поневоле поднял брови. Скорее всего, в полусне и не очень отдавая себе отчет в происходящем, подрывник просто отметил, что он лежит, а его товарищ - нет, и дал ему место для сна. Все очень просто и безыскусно. Устроившись, будто продавив новую ямку под свои параметры, там, на новом месте - ближе к стене - Рико приглашающе приподнял свой край одеяла, выжидательно глядя на лейтенанта. Тот застыл, потянувшись рукой к горлу – ему вдруг показалось, что ворот черной глухой водолазки стал слишком тесен.